От лица огня

Огромные размеры хозяйки дома Гитл не испугали. Большой человек снисходительнее к окружающим и часто прощает то, за что мелкий готов мстить годами, уже и причину забудет, а остановиться не может. Впрочем, знала она и обратные примеры, одним словом, дело было не в росте и не размере кулаков.

Дома Гитл ждал милиционер и встревоженные взгляды дочерей.

— Ваш участковый, лейтенант Макаров, — поднялся милиционер. — Зашёл познакомиться, заодно документы проверить.

— Документы наши в порядке, — с ходу ответила Гитл. От милиции она старалась держаться на расстоянии — не ссорилась, но и на шею себе садиться не позволяла. — Биба, принеси воды товарищу лейтенанту. И мне принеси, на дворе опять черти лето кочегарят.

Лейтенант был белобрыс, смотрел сонно и сам казался таким же, сонно-безликим, а когда встал, выяснилось, что до смешного мал ростом, ниже Петьки, даже не на голову, а, пожалуй, на целый фут. Таких Гитл привыкла опасаться.

— В порядке или нет, это мне решать, — глядя мимо неё, ответил Макаров. — Данные всей вашей семьи я переписал, где следует, их проверят, а пока напоминаю о необходимости срочно оформить временную прописку для взрослых и несовершеннолетних. Передайте вашей хозяйке, что до конца недели я приду ещё раз, пусть приведет домовую книгу в соответствие.

Лейтенант взял фуражку и направился к выходу, но в дверях задержался.

— В городе живут несколько спецпоселенцев, предупреждаю, что контакты с ними нежелательны.

— Мы же их не знаем, — удивилась Гитл.

— Вот и не надо вам никого знать, — ответил на это участковый и вышел.

Гитл посмотрела на дочек с выражением, известным им с раннего детства.

— Большой начальник, а мог в стакане утонуть, — едва сдерживая смех, она погрозила Бибе. — Ты была бы виновата.

(Продолжение главы далее)

Глава десятая За Днепром (с. Цибли, Киевская область, август — сентябрь 1941)

1.

На шоссе подполковник Семёнов пустил гнедого жеребца свободной рысью. Верхом из Циблей в Глемязево он добирался вдвое быстрее, чем на автомобиле. После отхода частей 26-й армии на левый берег Днепра Переяславское шоссе весь божий день было забито людьми и техникой.

Семёнов ездил в Глемязево, в штаб армии, узнать, когда прибудет пополнение. На левом берегу его 159-я стрелковая дивизия заняла участок от устья Трубежа до Городища, но заняла в основном на бумаге — после боёв за Канев в дивизии осталось чуть больше тысячи солдат.

159-я сражалась с первого дня войны, уже 23 июня на поле боя, под Магеровым, погиб комдив Мащенко. Семёнов в этой должности стал третьим по счёту. К середине августа погибли почти все взводные и ротные, погиб командир 558-го полка Гватуа и едва не половина штабных офицеров. А вот военкома дивизии Мельникова ничто не брало, хотя тот и не сидел в дивизии, мотался по полкам и спускался до рот, не поджимая хвоста. Мельников — человек смелый и честный, но командирские полномочия тянул на себя, как короткое одеяло, и любил встревать в дела, которые комиссара не касались. Понять его не сложно, Мельников пережил в дивизии двух комдивов и готов проститься с третьим, наверняка он уже слышал, что Семёнова забирают в оперотдел штаба армии. Семёнов всегда был штабником; работа с документами, картами, точные расчёты — это его. Он знал, как строится штабная интрига, умел безошибочно выбирать сильную сторону. Комдивом он стал случайно — предыдущего, полковника Некрасова, перевели в начхимы армии и замену подыскивали наскоро. Брать на себя прямую единоличную ответственность Семёнов никогда не любил, а командуя тысячами людей, этого не избежать.

На этот раз все две тысячи человек пополнения отдали 41-й дивизии, а Семёнову велели пока воевать теми, кто есть в строю. Вместо пополнения комдив получил под роспись приказ командующего войсками армии и с этим отправился назад, в Цибли.

Приказ отличался от тех, что он получал последний месяц, и хотя составлен был в грозных выражениях, выглядел почти мирно: навести порядок в штабной документации и денежном хозяйстве, учесть штабное имущество, наладить питание бойцов и командиров, помыть бельё, вымыть людей. По всему было видно, что на участке, занятом дивизией, затишье. Один пункт в приказе касался Семёнова непосредственно: в чудовищной каше солдат и техники, кипевшей на Каневском железнодорожному мосту в ночь на 16 августа, он потерял две сорокапятки. Как это случилось, артиллеристы объяснить не могли, грешили на соседей — то ли 227-я дивизия прихватила чужие пушки и спрятала их на новых позициях, то ли 97-я. У Семёнова тоже появилась одно неучтённое 75-миллиметровое орудие; стоит теперь в камышах у Леплявского леса. Видимо, его придется обменять на сорокапятки, если они отыщутся, конечно.