Мне захотелось увидеться с Ильей, рассказать ему. Он ничем не поможет и даже вряд ли что посоветует, но, по крайней мере, поймет.
Я позвонила в редакцию из автомата, мне сказали, что он болеет.
Я поехала к нему домой. Почему-то решила, что у него запой. Оказалось, нет, в самом деле болен, грипп или сильная простуда. Обрадовался, увидев меня.
Желание делиться своими горестями у меня почему-то пропало. Спросила, как его дела.
— Скучно, — ответил Илья. — На работе скучно и вообще.
— На мотоцикле ездишь?
— Надоело. Сломался — и не чиню. И даже постригся.
— Вижу.
— Хватит играть во вторую молодость.
— Еще первая не кончилась, — ободрила я его. — Кстати, как твои отношения с этой женщиной, с Ольгой?
— Вспомнила! Там кончилось все, можно сказать, не начинаясь.
— Почему?
— Да так…
— То есть ты один?
— Как сказать… Влип в дурацкую историю: девчонка одна влюбилась. Провинциалка непуганая. Я с ней по пьяному делу… ну, понимаешь?
— Понимаю. Ты как-то даже рассказывал.
— Ну вот… Ну и потом тоже. И она теперь регулярно навещает меня. Ночует даже. Мать хоть и мудрый человек, а косится, она же в дочери годится мне!
— Скажи ей прямо: извини, не нужна, не люблю.
— Боюсь. Абсолютно сумасшедшая девчонка, мало ли что выкинет.
Он помолчал, потом рассмеялся и сказал с дурашливым пафосом:
— Отравленные любовью!
— Это что, цитата?
— Название книги. Идиотская книга, эта девчонка ее мне принесла, она ее десять раз перечитывала. Я пролистал: туфта. Какая-то американская писательница. Розовые сопли. Мораль в том, что, дескать, ежели кто раз в жизни любил, то он не успокаивается и всю жизнь ищет опять любовь. Без конца. И нет ничего на свете, кроме любви.
— На свете есть все, кроме любви! — сказала я глубокомысленно.
На этот раз мы рассмеялись оба. Что ни говори, а мы с ним всегда понимали друг друга.
— Ладно, выздоравливай, — сказала я.
— Спасибо, что навестила… Мне твой вид не нравится.
— Может, тоже заболеваю.
— Да нет, выглядишь прекрасно. Глаза только… И говоришь так, будто уезжаешь куда-то, будто прощаешься.
— Куда я денусь! Пока, дружочек.
— Пока, дружочек! — улыбнулся он, вспомнив, как мы с ним иногда называли друг друга.
Мокрый снег под ногами… Полдень, похожий на вечер…
«Будто прощаешься…»
А что? Не проститься ли, в самом деле, со всеми? И с собой. И с этим белым светом, который стал черным.
Почему бы и нет?
Сергей — переживет.
Сын тоже. Ему шестнадцать лет, в таком возрасте все остро, но — свое. А это — переживет. Он крепко стоит на ногах, я уверена в нем, я хорошо его знаю.
Таблеток выпить?
Под поезд? Как Анна Каренина. Об этом думает тот, кто сомневается.
Я сама не заметила, как оказалась на вокзале. Вышла на перрон.
Приходят поезда, уходят поезда. Медленно, набирая скорость или останавливаясь. Но тут дело не в скорости, а в смертельной тяжести разрезающих колес. Некрасиво, конечно. Но мужу и сыну покажут только лицо, остальное будет закрыто.
Главное — насмерть, чтобы не покалечиться. Чтобы не отравлять жизнь другим и дальше. Потому что я достаточно и без того отравила чужих жизней. И никому счастья не принесла. И мне никто, но — за что?
Я натолкнулась на человека (или он на меня), хотела обойти, подняла голову.
Сергей стоял передо мной.
— Ты как здесь?
— Тебя на работе нет.
— Как будто я все время там бываю. Ты что, искал меня по всему городу?
— Вроде того.
— Вот так ходил и искал? В таком городе — наугад?
— Но нашел же.
— Почему на вокзале?
— Не знаю. А ты здесь почему?
— Не знаю.
— Пойдем домой?
— Да. Только погуляем немного.
— Хорошо.
Мы долго гуляли в этот день, и я рассказала мужу все. Все — до капли.
И с каждым словом, с каждым шагом, с каждой минутой он становился все ближе и ближе — и настал момент, когда я остановилась, повернулась к нему, внимательно посмотрела в глаза. Привычные — и совершенно незнакомые. И было такое чувство, что я впервые вижу этого человека, с которым столько уже лет прожила рядом. То есть не впервые, а — заново. Понимая совершенно ясно, что любила и люблю только его. Без всяких «дозу получить» или «жить без тебя не могу». Но если ехать куда-то — с ним. Идти куда-то — с ним. Жить куда-то — с ним.
Я очень хотела все это ему сказать, но стеснялась. Я просто прижалась к нему.
— Ничего, — сказал он. — Все нормально.
— Они от меня не отстанут.
— Отстанут. Если кто-то попытается, я тогда…
— Что?
— Убью. Просто убью.
Я не стала оценивать, насколько серьезны его слова. Но вдруг почувствовала себя необыкновенно спокойной.
Когда мы вернулись, сын спросил:
— Где это вы шатались?
— Гуляли, — сказала я. — О любви говорили.
— О чьей?
— О своей.
Сын гмыкнул.
…Ночью я заплакала (в который уж раз за последнее время).
— Ты что? — спросил он.
— За тебя обидно стало.
— Не понял.
— Ты столько лет любил такую стерву!
— А обида при чем? Лично я сам себе завидую.
Я вытерла слезы, уткнувшись лицом в его грудь, и долго думала о его словах, в которых мне виделась какая-то простая высшая математика по сравнению с запутанной арифметикой моей жизни…
Месяц и одна ночь
Глава 1