от любви до ненависти...

Но настоящее веселье началось вечером. Зажгли смоляные бочки. На площадь выкатили винные… На вертела насадили баранов. А на помосте жареного быка. Но всё это пойдёт в удовольствие после фейерверка. Народ замерев смотрел в небеса. Знали: потехи огненной быть. Так и есть, знатно полыхали огоньки. Кручеными мельницами прошлись.

Пётр с гостями праздновал в сенате. Там были накрыты столы. Много пожаловало послов и любопытных из других стран. От духоты и табачного дыма время от времени хмельной народ вываливал в сад. Он был не хуже европейского. Тысячи развешанных на деревьях фонарей освещали сумерки. Гремела музыка. Кружились хороводы и зажигательные танцы горячили кровь. Кэт не возможно было не обожать, она просто держалась и была щедра. Её любили женщины, а мужчины были в безумном восторге. Каждый звал в свой круг. Но к концу вечера силы её иссякли, она уморилась и решительно собралась домой. Пётр посмеиваясь отдал распоряжение начинать. Все ждали чуда. Так оно и случилось. В небе разгорелся целый спектакль. По волнам плыли яхты, шагали с огненными дудками клоуны. Боролись медведи. Плясали мужики и бабы. Всё из огня — большого и маленького. Чудно всё! Ай, как чудно! Потом все отправились к ожидающему на площади народу. Пётр отрубил первый кусок от жареного быка, налил первый штоф вина. Пять тысяч ракет взмыли в небо. Их завитые хвосты вызвали бури восторга. Вертящиеся колёса, фонтаны, шары освещали небо над городом, рассыпая разноцветные огни. Миллион сияний и каждое неповторимо. Кэт поймала восторженный взгляд мужа. Рад как ребёнок. Дочки прыгают рядом с отцом. Площадь гудит тысячами голосов. Два часа полыхает фейерверк. По окончании оного Кэт всё же собирается оставить его. Пётр понимая, что эгоистичен в своих чувствах, умоляет. Такой день. Она обещает ему уложить девочек спать и вернуться. Кэт выполнила своё обещание и, отправив девочек, заняла место рядом с ним. Они медленно прогуливались, любуясь праздником по берегу. Он мог часами смотреть на море, на корабли. В сполохах огней они выглядят то сказочно, то таинственно. Шептались, как будто в кустах вокруг них прятались шпионы. Встречали обнявшись рассвет. Сначала посветлело небо над верхушками деревьев. Потом сквозь плотные тучи пробились первые лучи солнца. Волны на Неве заиграли золотыми бликами. Кэт смотрит на волны. Они с такой нежностью бьются о берег. Даже не бьются, а целуются. Наверное, волна очень любит берег, а он её. Вон как он её встречает и пытается заманить подальше, задержать в своих объятиях. А ей, похоже, нравится его постоянность и верность. Он хочет и любит только её, а она рвётся только в его объятия. Где б не носила её жизнь, но спешит домой, к нему. А как они воркуют, заслушаешься. Это она рассказывает ему о дальних берегах, странах, где она была. Он слушает и целует волну. Кэт поднимает глаза на Петра. Они столько вместе, а их любовь не стареет. Да и он тоже всё такой же: высокий с военной выправкой, хорошо сложенный, мускулистый и необыкновенно красивый. Вот только виски посеребрило, хотя волосы всё такие же тёмные и волнистые. Загорелое лицо с ямочкой на подбородке озаряла слегка насмешливая улыбка, а умный взгляд был проницателен. Царь спросил: о чём она задумалась? Кэт помедлив, вдруг будет смеяться, рассказала. Пётр не смеялся. Он аккуратно берёт её в плен своих сильных рук, притягивает к вздымающейся груди.

— Катюша, я счастлив.

Она знает это. Ловит его пальцы, сжимает их в ладошке и говорит тихо, почти шепчет.

— Ты молодец. Другого такого государя мир не знал. Они больше похожи на павлинов. Ты настоящий государь!

Он был оглушён, но тут же разразился смехом:- «Ты слишком добра, лапушка, ко мне!» Затем, одним рывком поднимает её на уровень своего лица, безумный поцелуй обжигает её губы. Она немного располнела от родов, но по-прежнему не дурна. Она его жена всегда будет прекрасна. Он душа хрипы приказывает:

— Ты идёшь со мной, в мои покои…

— Как прикажешь, муж мой! — шепчут её губки.

Кэт пережила с ним трудное время наполнив его прекрасным. Разве такое забудешь.

Она согласно кивает и улыбается. Кэт чувствовала, что он не отпустит её в такое утро. Так и получилось. Он, страстно прижимая Кэт к груди, торопливо вышагивал своими длинными ногами по деревянным тротуарам. Цокая каблуками, он совсем забыл о своём указе, запрещавшим жителям Санкт — Петербурга, подбивать сапоги и башмаки металлическими скобами и гвоздями, наносящими непоправимый вред деревянному покрытию улиц. Чтоб народ не забывался в указе особой строкой шло: «Ослушники будут жестоко штрафованы, а купеческие люди, которые такие скобы и гвозди держать будут, сосланы на каторгу; а имение их взято будет». Катерина обнимала его за шею и улыбалась. Пусть несёт. Ему её вес в удовольствие, а ей в радость.