от любви до ненависти...

— Я обеспокоен предположениями, что эта фурия с рождения, похоже, с колесом в голове. Наказание какое-то, почему именно мне попадаются дуры. Чёрт, в глотке ссохлось!

У Кэт вытянулось лицо, на нём застыла смесь ужаса и удовлетворения. А ещё её рассмешили его слова про колесо. Она фыркнула и принялась смеяться. Пётр заразившись её весельем подрыгивая ногой тоже хохотал. Насмеялись аж до слёз. Вытерев глаза, Кэт рассудительно заметила:

— А знаешь, это неплохо. Значит, твоё большое чувство впереди. То, которое одно, на двоих и на всю жизнь. Это говорит за то, что мы можем спокойно сесть и заправиться, не знаю как у вас, а у меня живот к спине прирос.

Пётр, посмотрев на её важное как дополнение к мысли лицо и подыгрывая, скупо улыбнулся и серьёзно согласно кивнул:

— Может ты и прав, пострелёнок. Но ты не представляешь, как меня дуры раздражают.

Кэт хотела сказать, что хорошо представляет, ведь только что была свидетельницей этого раздражения, но Пётр так хлопнул её по спине, что у девочки чуть не выпрыгнули глаза. Откуда ж ему было знать, кто сидит рядом с ним, так переживая и волнуясь. Правда была у царя и минута удивления, мол, как это юный собеседник так умело всё разложил про него по полочкам. Он дал знак офицеру остановиться на краю весёлой поляны. Тот тут же исполнил приказ. Расстелили стол. Кэт была довольна. Из общей кучи разложенных продуктов выудила румяную кулебяку и грудку курицы, запила брусничным морсом. Вкуснотища. Небольшой отдых и карета вновь неслась по разбитой дороге. С двух сторон давящей стеной тянулся вековой не проходимый лес. Деревья теснились друг к другу оттого лес и густел. Иногда ветки молодого ельника стегали по карете. Деревья у дороги росли редко — вразброс. Оттого и вымахали, растопырив широко крону. Никто им не мешал. Простор. Тянись куда хочется. Случись застрять колесу в яме, Пётр открывал дверь и лениво спрашивал:

— Помощь нужна или сами осилите?

И получив в ответ: