от любви до ненависти...

Как же она летит лодка жизни нашей! Летит неотвратимо. Как будто гонят её на все силёнки тысяча гребцов. Вот уже и Кэт шестнадцать. Отец пять же осел в Московии выстроив небольшой дом с цветником и садиком. Занялся не только строительством кораблей, но и чтоб подкопить деньжат кое-какой торговлей. В России грех не торговать. Все торгуют. В дом не раз с кутежами наведывались то Меншиков со товарищами, то Пётр с эскортом. Приезжали с шутами, весёлыми бабами, пели, колобродили и плясали. Доля видно русская такая — середины нет ни в чём. Что воевать, что гулять, что любить что плясать — всё до жути. Кэт прислуживала и пряталась за печкой, посматривая из-за занавески на гулянье. Топили баню, парились, приходя в себя. Пётр тянул Николая с собой. Отец теребил подбородок, и надувал посмеиваясь щёки, а Кэт краснея, как свекла шла. Не снимая с себя одежды, тёрла ему спину и махала на все силёнки берёзовым веничком. Плескала на булыжные камни, набросанные возле чана водой, мигом отскакивая подалее. Вкусно пахло распаренными вениками. Кэт предполагала, что наверняка эти стены и лавки навсегда впитали дух мятного настою, берёзовой листвы и пара с горячим дымом. Париться он любил, но без надрыва. А вот в бане расслабиться с лежанием на полке, обливаясь холодной водой и балуясь кваском — это любезное дело. Кэт, обливаясь потом и краснея не хуже варёного рака, благо можно прикрыться баней, черпая берёзовый настой ковшиком, поливала его распростёртое на досках тело. А он ухмылялся и просил холодного квасу или пиво:- Шпарь малец. Кэт неслась в предбанник за питьём. Возвращалась, он садился, запрокидывал чёрную кудрявую голову, точно такую же, как и её и жадно пил. Янтарные капли, сбегая с кружки, текли по груди. Кэт старалась не смотреть. Боялась выдать себя. Но мужики не обращали на мальца внимания, гоня куда — нибудь с новым поручением. Когда разговоры мужчин переходили на войну и политик Кэт становилось совсем скучно возле них, но она чтоб разбираться и не быть дура дурой слушала.

Кэт сама сначала по приезду в эту страну никак не понимала той их бани. Варят себя в кипятке, мучают в паре на широком полоке, лупят почём зря по себе веником. Но сейчас привыкла и находила это лучшим и приятным, нежели корыто.

А однажды случилось то, чего она не ждала. Гостей не звали, не ждали и были не очень рады, правда чувств таких не выказывали. Было уже поздно. Без опаски она отправилась купаться. И только вымывшись устроилась на лавке полежать, хватнуть парку… За дверью — быстрый топот. И в баню ворвался Пётр. Потянул носом берёзово — мятный дух. Эх! Шагнул к полоку: «Как парок?! Можа поддать»! Оглядел. «Ё моё!» При факеле, но он рассмотрел, что перед ним женское тело. Сцена немых. Кэт, очнувшись и прикрыв лицо волосами и руками, выскочила в предбанник. Бегом накинув кое-как одежду, пока он там приходил в себя, рванула в дом. Ей повезло: никто не встретился. Примчав в свою комнату, она остановилась, перевела дыхание и, уткнувшись в подушку, принялась хохотать. Кажется, он не узнал и ничего не понял. Не надо отчаиваться! При одной мысли о Петре ощутила стеснение в груди. Вошёл отец. Рассказал, что Пётр пожаловали с Меньшиковым. В баню изъявил желание пойти сразу же по приезде. Александр Данилович отправился в дом, а царь, увидев над баней дымок, спросив: кто там — мыться.

— И что ты ему сказал? — вспыхнула она, прижав ладошки к щекам.

— Что там Карштен.

Кэт открыла рот от изумления: «Отец собственной персоной отослал царя ко мне. Похоже, он, привыкнув к моему мужскому статусу, и сейчас не понял своей ошибки. Хотела бы я быть уверенной, что Пётр не дознается! И всё же смешная картинка получилась». Кэт фыркнула и опять принялась смеяться. Ситуация чуть не вышла из-под контроля и виноват в этом был её родной отец, неизвестно с чего отправивший царя к ней в баню.

— Хорошо хоть Меншиков ещё с ним не заявился. Как ты мог забыться?

— Мать пресвятая Богородица! — вырвалось у него. Отец, смущаясь мял ладони и виновато жевал губы, но, осмелившись, всё же спросил:- А что там было Кэт? Прости, виноват. Вышибло из головы. — По правде царь был ужасным озорником, и быть там могло всё что хочешь. Он, теребя бороду, походил по комнате и, замерев возле неё, прокашлявшись сказал:- Может правильнее раскрыться. Какой бы не была правда, но лучше вывести её на свет божий, чем загонять дальше в дальние уголки в надежде, что когда-нибудь всё забудется или рассосётся, а Кэт?

Но Кэт, решившая слишком подробно не описывать происшествие, энергично замотала головой и сбивчиво объяснила:

— Ничего. Ничего страшного. Кажется, он мало что понял. Я прикрыла лицо и выскочила, пока он таращил глаза. Больше ни слова об этом! Было и было! — А в голове засело: «Что сделает Пётр, если обо всём узнает? Наверняка прогонит от себя. Это совсем не то чего мне хочется». Но что там гадать, что уж будет потом, то и будет.

Весь вечер она собиралась побыть около него, но так и не решилась из-за понятного волнения.