Грета отвернулась. Смотрела сквозь складки навеса и о чем-то там думала. Хотя Верн примерно представлял, о чем. Прокручивает в голове варианты отступления. Он еще шире улыбнулся и откинулся на сиденье.
– Значит, сделаешь меня своей королевой, – сухо сказала Грета, посмотрев в упор на Верна.
Тот довольно кивнул.
– Королевы ошейники не носят. Снимешь?
Верн рассмеялся.
– У всех правителей есть свой цепной пес. А у меня будет цепная королева.
Она вновь окатила презрением. Вот и вернулась его холодная Грета. Уже нафантазировала себе какую-то глупость.
– Куда мы едем? Явно не во дворец.
– Зачем нам во дворец? Нас ждут в молебной роще.
Взглянула на него с ужасом.
– Я же сказал, что беру тебя в жены. Чему ты удивляешься?
– Но не так сразу…
– А почему нет? – Верн достал из кармана брачные браслеты. – Я с тебя глаз не спущу, пока вот это на запястье сверкать не будет.
– Вначале ошейник. Теперь кандалы, – усмехнулась Грета.
– За эти бы кандалы любая девушка королевства богов и Зверя всю жизнь благодарила, – нахмурился Верн.
– Вот одну из них и забирай.
Оборотень ничего не ответил, решив больше не поддаваться на провокации.
“Дерзкая девчонка! Почему я, как сопляк, реагирую на ее выпады? Не положено королю вести себя таким образом. Тем более с ведьмой, которая только и мечтает, что кинжалом пройтись по горлу”.
Однако его выдержки с трудом хватило до остановки. Весь оставшийся путь Грета одаривала Верна – и с таким трудом построенную им лодку – настолько брезгливыми взглядами, что к моменту прибытия в молебную рощу единственное, что он желал – придушить гадину и больше не мучиться. От кровавой расправы отвлек перевозчик, который открыл навес, впустив в угрюмый полумрак слепящее летнее солнце.
– Король с невестой прибыли! – крикнул слуга на берегу, отчего Грета вздрогнула, а Верна отпустила жажда крови.
– Пойдем, – бросил он грубо и почти что выволок ее наружу.
– Потише можно? – пренебрежительно сказала Грета, вызвав тем новую волну раздражения.
Он тащил ее за собой и наслаждался. Не настолько быстро, чтобы Грета запнулась, но настолько, чтобы спина пригибалась, чтобы ноги неуклюже песок загребали, чтобы чувствовала себя ребенком неумелым.
– Да отпусти же ты меня! – встала как вкопанная и тут же упала, пытаясь высвободить свою руку, а Верн упивался зрелищем.
Поднялась кое-как, осознав, что без толку все, и побежала за ним, лишь бы не волочиться, как коза на веревке. Спиной ощущал все проклятья, что в мыслях на него насылала, а сама, выпрямившись, спешила, едва поспевая за разогнавшимся оборотнем.
Когда показались флаги Зверя, Верн приостановился. Святое место, здесь не до баловства глупого. Поклонился в пояс и пошел степенно дальше, а Грета вновь осмелела.
– Какое благонравие! Истинный рыцарь, никого не обидит, оскорбленных защитит, даму сердца на руках носит.
Теперь Верн резко остановился, и Грета чуть под ноги ему не грохнулась.
“Почему? Быть моей женой – хуже смерти? На казнь в тронный зал пришла и не противилась. А сейчас? Понимаю, что не любит. Но ведь это лучше, чем нищета на окраине. Неужели я ей настолько… противен?”
“Ты мне не ровня!” – прокатился по мыслям детский хохот.
– Даму сердца?! – развернулся к Грете разъяренный оборотень.
По глазам видел: поняла, что перегнула. Только поздно спохватилась, уже перекинул через плечо и потащил к жертвеннику. Старейшина, что обвенчать их должен был, ждал возле центрального дерева, но Грета видела, не туда Верн ее тащит. К трухлявому пню несет, который кровью дичи во славу Зверя окропляют.
– Ты что…
– Молчи!
Бросил на землю и, достав меч из ножен, приложил ее руку к гнилому дереву.
– Говорила, что получу твою руку, только отрубив ее? Вот сейчас пожелание и выполним.
Взглянула на него исподлобья. Тяжело, царапающе. Отбросил Грету от жертвенника и убрал оружие.
“Зачем угрожал? Ясно, что никогда не обидел бы. Стою теперь тут, как слизняк крикливый”.
– Ты моя, – строго сказал Верн. – Нет у тебя прав ни на жизнь, ни на тело. Что хочу, то и буду с тобой делать. Будешь язвить, язык вырву. Будешь упираться, в темнице сгною. Не герцогиня ты, Грета. Моя вещь. Хочу ― ломаю, хочу ― использую.
Осмелился посмотреть на нее, поразился, как в лице переменилась его строптивица.
“Неужели подействовало? Смотрит, словно не на меня. На кого-то другого”.
Прошли молча к старейшине. Поклонились деревьям священным, на колени встали. Со всем Грета соглашалась. Только сердце ее Верна тревожило. Неровно стучало, как у дичи раненой.
К середине обряда оборотень извелся. Смотрел на невесту потухшую и не знал, как вести себя с ней. Как узнать, что сейчас чувствует. Пальцы ее вцепились в ленты ритуальные, тело дрожало, словно в метели была. Бледная, беспокойная.
Верн снял с себя плащ и хотел набросить на Грету, но она отшатнулась. Уставилась на него одуревшими глазами, в которых он увидел лишь панику.
– Грета, – тихо позвал он.
Надеялся, что от имени очнется его ведьма, но так и смотрела, ожидая что-то ужасающее. Верн искал в глазах Греты привычное, но ничего там не было. Смятение и безысходность, страх перед грозным оборотнем.