От любви до ненависти, Уокер? (СИ)

— Я на нашей стороне. — выделив слово «нашей», Ян сел на диван, поставил локти на колени и, закрыв лицо ладонями, глухо выругался. — Чёрт. — Сдавленно. Устало. — Ты думаешь сейчас я могу выбрать чью-либо сторону? Да, он мудак. Мудак, которого мы знаем. Ты прекрасно понимаешь, что если Люци решил молчать — он будет молчать.

— Ага, — прикурил, затянулся и сел рядом. — Только тебе не кажется, что сейчас совсем не время строить из себя этого мудилу? Он же не считает, что мы… — Я замялся не в состоянии быстро сформулировать мысль. — Он ведь доверят нам, правда же?

Ян замолчал. Несколько минут мы оба блуждали в своих мыслях, ища разумное оправдание действиям Люцифера.

После того, что проделала с ним ведьма, он закрылся. Люцифер не позволял нам находиться рядом первые несколько дней. Сидел в своём кабинете и лишь подойдя к двери можно было услышать, что этот придурок жив и дышит.

На третий день он вызвал к себе Самаэля с мамой Лил. Наложив на кабинет непроницаемые чары, мы снова остались без ответа, что с ним происходит.

Подслушивать нехорошо, да? А вы представьте себе, каково находиться в неведении. Каково это — видеть мертвый, пустой взгляд своего друга. Словно… он в секунду лишился всего. Всего, понимаете?

Мы знали, что Вики жива. После обряда мы почувствовали, как энергия уходила, вытекая из организма огромным количеством. Первые сутки мы находились в прострации, как зомби. Позволяли ребенку есть, подпитывать себя и свою маму.

Вики… Я задерживаю дыхание, как привык делать уже несколько недель. В одно мгновение воздух словно оживает с серьёзным намерением изменить свою первостепенную задачу; вместо кислорода я вдыхаю запах смрада. Смерти. И гнили. Тошнотворное чувство буквально обволакивает все рецепторы, что хочется выблевать всё дерьмо. И снова эта желчь. Что-то склизкое поднимается прямо по пищеводу, вставая ахуевшим комом, огромным валуном в глотке.

Я не знаю, как объяснить подобное. Не могу подобрать верных эпитетов к описанию этого чувства. Это началось в день, когда её похитили. В тот вечер, меня застал отец в своей комнате. Я стоял перед диваном на коленях сжимая ладонями край посадочного места. Я буквально физически ощущал её страх. Это была не та боль, что испытываешь в драке. Нет. Абсолютно, нахрен, нет.

Мне казалось, проще сделать харакири и намотать кишки на люстру, чем вытерпеть подобное.

— Ты ведь понимаешь, что не имеешь права на это? Не имеешь права на эти чувства. — Его рука сжала моё плечо, когда я, пытаясь вдохнуть, перевел на папу непонимающий взгляд. Его лицо показало всё, что я боялся увидеть. Он волновался. Мамон никогда не волнуется. Это вообще не про него. Ни в каких вариациях.

Резко мотнув головой, я хочу опровергнуть его слова. Оспорить его домыслы и выводы, сделанные неизвестно на чём. Из-за нехватки воздуха я лишь промычал, кусая щеку изнутри. Металлический привкус заполнил рот.

Как же это жалко, Ал.

— Ты ведь должен понимать кому она принадлежит…

— Нет! — рявкнул я. — Отец, это не так. — Отрицательно покачал головой до хруста шеи, — совсем не так. Я… я просто чувствую это здесь, — я приложил руку к шее. — Я не могу дышать. Не могу… У меня будто — будто не хватает сил на это зная, чувствуя, что им сейчас плохо. Понимаешь? Ощущение такое, что я не должен довольствоваться чем-то, чего нет у неё. Мне кажется. — Вдох. Лёгкие сжимаются. Боль в рёбрах и дыхательных путях. Выдох. — Кажется, что проще умертвить себя же, чем терпеть подобное. Я, блять, просто не понимаю в чём дело.

Мамон нахмурился и, проведя по нижнему ряду зубов, подхватил меня за руку и уложил на диван. Его задумчивый вид стал раздражать. Словно он знает что-то и не желает меня посвящать.

— Сынок, — настороженно сказал он и прочистил горло, — не пойми меня неправильно, но ответь. — Я кивнул, пытаясь унять сумасшедший стук собственного сердца. — У вас… Ты был с ней близок? — Я изогнул брови искренне не понимая, что он имеет в виду. Отец цокнул и присел на постели. — Ты спал с ней? С Викторией? У вас был секс?

Да, в моих влажных мечтах. — Подумал я и согнул колени, надавливая на живот. Блять, мне срочно нужно унять эту боль.

— Нет, — ответил я хрипло, почти беззвучно, не чувствуя при этом сожаления.

Я совру, если скажу, что не хотел её. Хотел. Блядскийбоже — сильно хотел. Но, я не мог переступить эту черту с первых дней. Не знаю, держала ли меня исходящая вибрация «интереса» Люци, скорее нет, чем да. Приложи немного больше усилий и открытых разговоров — мы бы потрахались. Она не скрывала своего интереса — я же, вообще не знаю, что это такое — скрывать заинтересованность. Но ни Вики ни я не переступали грань, ограничиваясь лишь теми моментами, когда он позволял. Именно позволял и это явно было не ради меня.

— Я не могу сейчас думать о проёбаном совокуплении с Вики, когда мои внутренности горят, пап. В чём дело?