От любви не спастись

– Не возражаешь, если я сама выберу себе спальню наверху? – Ступив на широкую витую лестницу, Бет оглянулась через плечо, – Распорядись, чтобы доставили мои вещи. Я должна переодеться, прежде чем пойду искать боксерскую грушу.

Рафаэль поджал губы:

– Два дня назад ты лукавила, Бет.

– В чем же?

– Ты слишком быстро усваиваешь манеры «стриженого пуделя».

У Бет перехватило дыхание. Рафаэль хотел задеть ее за живое, и ему это удалось. Она не желала иметь ничего общего с Габриэлой Наварро: ни носить ее имя, ни выглядеть в глазах окружающих избалованной золотой девочкой. Она искренне надеялась, что в Англии сумеет вернуть себе прошлую жизнь – пусть даже с осложнением в виде Рафаэля, шныряющего где-то на заднем плане. Но пока ее не пускали даже в собственный дом. Нормальностью, которой она жаждала, все это даже не пахло.

– Недоброе замечание, Рафаэль.

– Я не знал, что тебе от меня требуется доброта, – холодно заметил он.

– Любой человек предпочтет ее жестокости. А что, собственно, такого ужасного в просьбе принести чемоданы?

Ничего. Всплеск раздражительности Рафаэля был вызван отнюдь не вполне резонным распоряжением Бет. Просто он только что в полной мере осознал, что в течение нескольких дней останется с ней один на один в пустом доме.

Недоумение Бет в ответ на неожиданную агрессию снова поколебало его намерение сохранять профессиональную сдержанность и отстраненный взгляд на ситуацию. Возможно, потому, что слово «профессиональный» имело очень мало отношения к тому, что он испытывал в присутствии этой женщины. Но если он хотел хорошо сделать свою работу, ему нужно было срочно взять себя в руки.

– Я скажу, чтобы чемоданы отнесли наверх.

Несколько секунд Бет не сводила с него тревожного взгляда. Ее глаза казались еще темнее на побледневшем лице.

– Спасибо.

– И ты даже не укажешь мне, что я должен был сразу ответить на твои распоряжения именно так?

– Нет.

– Странно. Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? – Рафаэль позволил себе улыбнуться.

– Не совсем. Извини. – Она резко повернулась и убежала вверх по лестнице, как будто за ней гнались черти.

Рафаэль молча смотрел ей вслед, в растерянности сжимая и разжимая кулаки. Должен ли он пойти за ней и в сотый раз извиниться за то, что не проявляет достаточно сочувствия к трудному положению, в котором она оказалась? К ситуации, в которой от нее требовали стать кем-то, кем она себя не чувствовала? Или несвоевременная попытка примирения только усугубит конфликт?

Он дал семье Наварро, донельзя расстроенной новой разлукой с только что обретенной дочерью и сестрой, обещание оберегать Бет, чего бы ему это ни стоило. Но тогда Рафаэль не предполагал, что ему, возможно, придется защищать ее от самого себя.

Глава 4

Открыв дверь в спальню, Рафаэль с чемоданами в обеих руках на секунду замер на пороге:

– Бет?

Он увидел – и услышал, – как она рыдает на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Бросив чемоданы, он несколькими стремительными шагами пересек комнату и сел рядом. Бет поняла, что она не одна в комнате, когда под его весом прогнулся матрас, потом сильные мужские руки ласково опустились ей на плечи. Рафаэль повернул девушку к себе, взглянул в заплаканное лицо и крепко прижал ее к груди.

Нежные прикосновения Рафаэля, его успокаивающее тепло, ровное биение сердца рядом с ее собственным заставили Бет расплакаться еще горше, выплескивая напряжение последних дней. Она не могла даже описать, какими они были… ужасными.

Поездка в Буэнос-Айрес с Грейс. Встреча с Наварро. Бет не могла не заметить внешнего сходства между собой и Эстер и характерного – между своей целеустремленностью и невозможным упрямством Цезаря. Потом были тесты ДНК, поселившие в ее душе сомнения, как бы громко она ни опротестовывала их результаты. Ей просто необходимо было хотя бы на время сбежать от поставленного ребром вопроса: кто же она все-таки такая – Габриэла Наварро или Бет Блейк.

Но возвращение в Англию не принесло облегчения. Изменения в ее доме и роскошь усадьбы Цезаря с высокими стенами и многочисленной охраной пока только убеждали Бет в том, что она действительно может оказаться Габриэлой, а не разубеждали в этом, как ей хотелось.

Это было больше, чем она могла вынести. Жизнь аргентинских миллиардеров всегда протекала в другой, бесконечно далекой от Бет галактике – попытка взглянуть на себя как на их наследницу угрожала ей серьезным нервным расстройством. Даже имя Габриэла Эстер Карлотта Наварро казалось инопланетным. Эстер – в честь матери, Карлотта – в память о матери Карлоса. Как оно могло принадлежать Бет, которая не знала ни слова по-испански? Никак!

И тем не менее в глубине души нарастало нелегкое – и неприемлемое! – подозрение, что все это может оказаться правдой.

Она облизнула губы кончиком языка:

– Ты тоже веришь, что я – это она?

– Да.

Как и Цезарь, Рафаэль был категоричен – никаких «возможно» или «если».

– Откуда такая уверенность?

Он вздохнул:

– Ты, конечно, не можешь помнить меня, но я знал сестру Цезаря еще ребенком.

У Бет округлились глаза.

– Мне в голову не приходило…