Приехавшие окунулись в грязные улочки Раджвары. Появление незнакомцев вызвало живое любопытство детей: смуглые шустрые ребятишки стайками бежали следом, голыми пятками поднимая столбы пыли. Себастьян предусмотрительно защитил глаза от палящего солнца бейсбольной кепкой с длинным козырьком, а по карманам рассовал запасные батарейки для диктофона. Доктора в деревне знали хорошо. Из крытых соломой хижин выходили женщины в ярких сари и что-то быстро говорили на хинди. Себастьян и без перевода понимал, о чем речь. У молящих о помощи бедняков один язык – не важно, в каком забытом Богом уголке земли они живут.
Годы работы приучили Себастьяна возводить профессиональную защитную стену между собой и событиями, помогавшую ему не погрузиться в черный туман безнадежной депрессии под влиянием страшных картин. И все же подобные сцены трудно было наблюдать спокойно.
В штате Бихар Вон провел три дня. Все это время он без устали брал интервью у сотрудников организаций «Здоровье мира» и «Врачи без границ». Посещал больницы. Беседовал с фармацевтом из США, которому удалось разработать новое, более эффективное лекарство. Однако, как и в любом важном исследовании, успех в немалой степени зависел от наличия денег. Вечером третьего дня Себастьян заглянул еще в одну больницу, медленно прошел между тесными рядами коек, а рано утром отправился на аэродром, чтобы вернуться в Калькутту.
После утомительного перелета прохладная комната отеля показалась ему раем в стороне от душного, набитого людьми города, раздражающих запахов и постоянного, никогда не стихающего шума. Индия блистала неповторимыми, неподвластными человеческой фантазии пейзажами и храмами, но она же пугала самой глубокой и беспросветной бедностью. Порой крайности существовали рядом, бок обок. Именно так выглядела Калькутта.
Когда-то Себастьян откровенно презирал тех коллег-журналистов, которых считал «неженками». Ребята старой колониальной закваски прятались в удобных отелях и там же заказывали еду. Сам он по молодости и неопытности полагал, что лучшие статьи ждут своих авторов на жарких пыльных улицах, в окопах и на полях сражений, в ночлежках и трущобах. Хорошему журналисту остается лишь суметь не пропустить волнующую историю и донести ее до читателя.
В чем-то он был прав. И все же не только эти истории оказывались достойными и важными. Да, раньше он был уверен, что необходимо слышать свист пуль у виска, но со временем понял: от постоянного существования под высоким напряжением репортер способен потерять перспективу. Горячка ведет к утрате объективности. Лучшие репортажи рождаются в результате спокойного и непредвзятого наблюдения. С содами Себастьяну Вону удалось постичь нелегкое искусство журналистского равновесия.
К тридцати пяти он несколько раз переболел дизентерией и пережил несколько ограблений. Попадал в канализационные стоки и видел столько смертей, что страшных впечатлений вполне хватило бы на несколько насыщенных событиями жизней. Побывал везде, где был нужен, все испытал на собственной шкуре и честно заработал каждую каплю профессионального успеха. Заслужил громкое журналистское имя. И теперь, после долгих лет безостановочной гонки, нескончаемых испытаний на выносливость и живучесть, он наконец-то мог позволить себе укрыться в комфорте отеля и включить кондиционер.
Себастьян заказал в ресторане пиво «Кобра» и цыпленка, открыл ноутбук и начал разбирать электронную почту. И вдруг услышал радостный оклик:
– Себастьян Вон!
Себастьян поднял голову. Узнав того, кто шел к его столику, широко улыбнулся. Это был Бен Лэндис – невысокий, с густыми черными волосами и неизменно открытым, приветливым выражением лица. В последний раз коллеги встречались в отеле в Кувейте, где ожидали начала вторжения в Ирак. Бен тогда работал в «Ю-Эс-Эй тудей».
Себастьян встал и дружески пожал протянутую руку.
– Как дела? – поинтересовался он. – О чем пишешь?
Бен уселся напротив и жестом попросил принести пива.
– Пишу об организованной матерью Терезой религиозной общине «Миссионеры милосердия». Пытаюсь разобраться, как обстоят дела после десяти лет жизни без наставницы.
Себастьян писал об этой благотворительной организации в 1997 году, спустя несколько дней после смерти католической монахини. После той поездки он сейчас впервые оказался в Калькутте. Город почти не изменился, и удивляться этому не приходилось. Индия вообще не спешила к переменам. Себастьян глотнул холодного пива.
– И как работается?
– Сам прекрасно знаешь, как здесь движется жизнь. Если ты не в такси, то все вокруг кажется застывшим.