От любви (СИ)

Она отчаянно пыталась успокоить мое сердце, оправдать, защитить от боли, но ни одно слово не действовало. Вереницей перед глазами пронеслись картины того, как я впервые увидела человека, которого во многом успела осудить, его колкий, ледяной взгляд, каждое обращение ко мне пропитанное небрежностью, каждое столкновение… Выходит все это заслуженно?

Неприятный озноб прошел по телу. Я ощутила себя грязной, отвратительной, низкой. Он же едва себя сдерживал! А что ощущал Адам каждый раз глядя на меня? Видя меня обнаженной? Ложась со мной в одну постель?!

Вот почему он не прикасался. И тот единственный поцелуй… Боже, насколько противно ему было?!

Я сглотнула горький ком и прикрыла глаза. Голова нещадно разболелась от попыток хоть что-то разглядеть в темноте, которая осталась вместо воспоминаний. Я не могла принять, что поступила так, сопротивлялась всем существом, что я плохая на самом деле! В этот самый момент так хотелось все вспомнить! Может… Может, я просто искала оправдание, но внутри пульсом билось ощущение, что мама что-то недоговаривает. Что я что-то упускаю и только мне известна вся правда!

22

— Мариям? Дочка, тебе плохо?.. — взволнованно спросила Адина. — Присядь-ка, мне не нравится твой вид.

Она потянула меня к качелям, но я не поддалась.

— Нет, все в порядке, — ответила я отстраненно. — Давайте лучше вернемся в дом.

Адина опустила взгляд, словно ощущая себя непомерно виноватой и кивнула. Однако едва я ступила на влажную вымощенную дорожку, ведущую к особняку, как увидела Луизу, которая спешно шла к нам. На улице становилось темно — видимо она успела понервничать.

— Извините, что вынуждена вмешаться, — вежливо обратилась женщина к Адине. А затем ко мне: — Нам сегодня еще нужно успеть сделать кое-какие процедуры, Мариям.

Я уныло отозвалась:

— Да, конечно… Мы как раз собирались идти в дом.

— Хорошо. Машина для вашей матери уже готова, — невозмутимо сообщила Луиза, хотя прекрасно слышала, что я говорила о нас двоих.

Но мама ничуть не смутилась. Поблагодарила бестактную надзирательницу и приблизилась ко мне.

— Вам не обязательно…

— Нет, все хорошо! — уверенно прервала она меня, слегка сжав руку. — Нельзя пренебрегать здоровьем — я сегодня и так достаточно задержала тебя.

Тяжелые мысли не давали толком сосредоточиться, когда я пошла ее провожать. Прощание вышло каким-то быстрым и рассеянным. Мы обнялись Возле машины, которая должна была довести Адину до дома, и вот она уже скрылась из виду в загустевшей темноте вечера.

«Извини, что расстроила тебя» — тихо сказала мама мне напоследок.

Ее голос был пропитан сожалением, виной, словно она увидела от меня осуждение. Но за что я могла осуждать? Если бы все сложилось по плану и сейчас я бы спокойно жила в доме с родителями, конечно, Адина не стала бы открывать что-то плохое из моего прошлого. Берегла бы меня до последнего. Но обстоятельства, в которые я попала, не оставляли выбора… Ни мне ни ей.

Сегодня я легла спать рано. Может от усталости, а может просто трусила пересечься с мужем. Потому что чувствовала внутри неподъемный груз вины? В том-то и дело… Нет. Наверное, это ненормально, но как испытать муки совести, если я не помню своего преступления?.. Скорее, мне было дико-дико не по себе! Как будто кто-то напомнил мне о роковой ошибке очень далеко прошлого, которую не исправить, но которую я уже пережила. Когда-то, когда еще была другой…

Конечно после всего, что я узнала — совершенно не представляла как вести себя с хозяином дома. Внутри ныла странная мысль, будто он сразу поймет, что мама рассказала мне. Или будто нас кто-то мог слышать и ему обязательно передадут! Почему-то казалось, с этого момента все станет только хуже. Ведь моя амнезия перестанет быть причиной, по которой мой муж, возможно, сдерживал себя.

…

— Дрянь! Какая же ты дрянь! — сокрушался надо мной скрипучий, неприятный женский голос. — Я не верю ни одному твоему слову!

— Аслам, почему ты молчишь?.. — отчаянно спросила я. Его губы были плотно сжаты, словно под давлением мыслей он хмуро смотрел в пол. — Защити меня, прошу!..

Кожа горела огнем на всем теле от едкого чувства унижения. Женщина все кричала, ругала меня, пыталась даже атаковать, но ее сдерживала сестра.

— Не смей поддаваться на оправдания этой ведьмы! Ты слышишь меня, сын?! — приказала она. — Ты сам все видел! Если можешь как-то это объяснить, говори сейчас! Можешь?!

Аслам поднял на нее глаза, в них читалась неузнаваемая суровость, но вместе с тем сомнение и растерянность. Я не поверила, когда он отрицательно покачал головой. Сердце тут же рухнуло в пятки. Он повел себя как враг!

— Я ни в чем не виновата… — проговорила я в ступоре, поднявшись со стула. — Я ни в чем не виновата!

— А ну сядь! — рявкнула на меня женщина. — Решай сын. Последнее слово за тобой!

— Машина приехала, — напряженно сообщила ей сестра, взглянув в окно. — О, Аллах, на какой позор ты обрекла своих родителей… А как мы будем в глаза людям смотреть, несчастная?

— Последнее слово, Аслам!