От Лубянки до Кремля

Дальше мне ужасно неудобно было слушать истины, которые мы же преподавали кубинцам в наших учебных заведениях и под каждой из которых я был готов подписаться.

«В своих действиях кубинская охрана, менторским тоном вещал министр, руководствуется концепцией сочетания следующих факторов: своевременное получение разведывательной и другой информации об угрозах жизни главе государства; высокая профессиональная выучка сотрудников охраны; конспиративность в действиях; учет местных условий и теснейшее взаимодействие с местными спецслужбами.

Как бы велика ни была собственная охрана высокого гостя и как бы хорошо она ни была вооружена и оснащена, она всегда будет меньше сил безопасности принимающей страны».

Трудно было спорить.

И не менее неприятен был тон министра, но первопричина его была для меня понятна, и грех было обижаться.

Последнее время наши советские партийные боссы и высокопоставленные чиновники в разговорах с представителями социалистических стран все чаще переходили не только на менторский, а я бы сказал, на командный тон. А за ними подобное отношение к «братьям младшим» перенимали и чиновники помельче — дипломатический протокол, охрана. Генсековское «тыканье», не глядя ни на возраст, ни на заслуги, не проходило бесследно.

И сколько не боролся с этим Ю.С. Плеханов, обиды на нашу бестактность часто приходилось выслушивать и от болгар (генерал И. Кашев), и от поляков (генерал О. Даржинкевич) и др.

По приезде на Кубу, к сожалению, также не обошлось без неприятного инцидента. Один из комитетских генералов, уставший от длительного перелета, слегка задремал в президиуме совещания, на котором кубинцы информировали нас о работе, проведенной по подготовке визита. Докладывал начальник штаба ГУПО МВД Кубы подполковник Луна. Доклад был блестящим. Использовались аэрофотоснимки, прекрасно выполненные схемы, планы и др.

Немного отдохнув, пришедший в себя генерал, естественно, не услышавший и половины того, о чем шла речь, счел необходимым поучаствовать в мероприятии и не нашел ничего лучшего, заявив перед сотней кубинских офицеров их начальнику — генералу Френсису Пардо: «Все прекрасно, но я думаю, генерал, что надо сделать вот так. Пишите!» Опешивший генерал Франсис по инерции потянулся за бумагой, но потом, когда до него даже без перевода дошла вся бестактность советского гостя, скрипнув зубами, демонстративно закрыл совещание. Я впервые, увидел как бледнеют негры.

До момента отлета ни один кубинский офицер не подошел к нашей делегации, хотя вечером планировался товарищеский ужин. Было что поесть, было что выпить, но не было хозяев.

Утром следующего дня за час до отлета к нашему коттеджу прибыл кортеж начищенных «Мерседесов» под командованием молоденького, самого, видимо, младшего кубинского лейтенанта. На аэродроме улетавший в Нью-Йорк с передовой группой спецсамолет также никто не провожал.

Видимо, об этом было доложено Абрантесу. И я, оставшись на Кубе, пожинал то, что посеяли мои старшие товарищи. Министр принял нас с Б.П. Коломяковым лишь через несколько дней.

Ну, а если вернуться к машинам, то было видно, что это противоречие также имело подобный же, но более серьезный характер. Постепенно из личностного оно переходило в политическое.

По предложению советской стороны Горбачев, по прибытии в аэропорт Хосе Марти, намеревался сесть в привезенный из Москвы советский ЗИЛ, а не в кубинскую представительскую машину. Планировалось посадить в нашу машину Фиделя Кастро и проследовать таким образом в Гавану, во Дворец Революции, естественно, на глазах встречающих советского гостя тысяч кубинцев. Мотивировалось это ненадежностью, по оценке наших автомехаников, кубинской представительской автомашины (тоже нашего ЗИЛа) и соображениями безопасности.

И если рассуждать объективно, то в этом был определенный резон. Влажный морской субтропический климат не щадит даже пластмассовую оплетку электрики.

Но было также понятно, что подобное решение стало бы абсолютно беспрецедентным в практике международных отношений.

Уже неделю гаванцы готовились к этому событию, собираясь встретить Горбачева с широко раскрытыми объятиями. Фидель лично хотел продемонстрировать всему миру нерушимость дружбы с Советским Союзом, показать единство наших стран и наших руководителей.

В честь высокого советского гостя кубинский комитет по труду сократил рабочий день, чтобы поприветствовать советского лидера смогли более полумиллиона жителей Гаваны. Было бы просто неуважением к этим людям, если бы после долгого ожидания мимо них на высокой скорости промчались бы советские бронированные лимузины с затемненными стеклами.

И главное, по словам Абрантеса, «Фидель Кастро является воплощением суверенитета Кубы. И какое бы глубочайшее уважение он не питал к Горбачеву, он не может позволить себе на своей территории сесть в представительскую автомашину другого государства. Это для него вопрос принципиальный».

Этот факт, по мнению министра, несомненно, будет эффектно обыгран прессой капиталистических стран.