От лжекапитализма к тоталитаризму!

Но, спрашивается, почему Тимошенко и Жуков расположили наши войска совсем не так, как было предусмотрено военной доктриной? Почему основные силы войск были собраны в двух выступах (Белостокском и Львовском), а основное направление удара врага — на Смоленск и Москву — осталось практически неприкрытым? Такое расположение войск вполне отвечало бы замыслу наступательной войны, но совершенно не подходило для войны оборонительной. Объяснение, будто Жуков намеревался, в случае нападения немцев, взять их армию, вторгшуюся на советскую территорию, «в клещи» ударами с этих выступов, выглядит смехотворно. Собрать на узком пятачке Белостокского выступа такое громадное количество войск и военной техники и оставить их без какого-либо прикрытия — значило сначала превратить их в мишени для немцев, а в дальнейшем — в «мешки», в которых эти войска бесславно погибнут. Это особая тема, она отчасти раскрыта в книге Арсена Мартиросяна «Трагедия 22 июня: блицкриг или измена? Правда Сталина» (М., 2006). И для Сталина стало полной неожиданностью, что от первых же ударов немцев наш фронт (в первую очередь Западный), по его убеждению — несокрушимый, развалился, половина Европейской части страны скоро оказалась оккупированной врагом, а потери в людях в первые же месяцы войны будут исчисляться миллионами.

Допустим, всё это так и было, как нам объясняют военные историки, и нападение немцев 22 июня застало наши войска врасплох. Но ведь за первый день войны немцы продвинулись от границы на 10–20, в редких случаях на 50 километров (в первой сводке командования РККА вообще говорилось, что врагу удалось захватить всего три деревни, насколько помню — Кальварию, Стоянув и Цехановец). Но 23 июня война уже ни для кого не была неожиданностью, и основная часть войск приграничных округов ещё была в строю. У них ещё оставались тысячи танков и самолётов. Войска ещё могли бы занять полосы укреплений «линии Молотова» на новой границе и «линии Сталина» — на старой. Ведь это были мощнейшие полосы укреплений, насчитывавшие тысячи железобетонных сооружений, оснащённых пулемётами. На их строительство были затрачены огромные средства. Но Жуков до 22 июня запрещал гарнизонам занимать эти сооружения. А потом Красная Армия стремительно отступала, не сумев задержать здесь немцев, — те, кажется, и не заметили, как преодолели «непреодолимые» линии укреплённых районов. Лишь немногие из этих крепостей держали оборону в течение нескольких дней, что не мешало немцам быстро продвигаться в глубь советской территории, заталкивая в «котлы» по нескольку наших армий. Часть самолётов удалось перебросить на восток, но ведь вся инфраструктура, базы снабжения, ремонтные мастерские остались на захваченной врагом территории, технический состав либо погиб, либо попал в плен. Это была полная катастрофа.

В общем, и в этом случае наши вожди и генералы готовились к прошлой войне, дополняя устаревший опыт прежних лет своими фантазиями о войне будущей как этапе мировой революции.

Впрочем, и это объяснение неудач СССР в той войне, особенно в начальный её период, видимо, не исчерпывающе. Ведь главные документы, которые позволили ли бы внести полную ясность в вопрос о причинах нашей неготовности к отражению нападения немцев 22 июня 1941 года, до сих пор засекречены. А многие детали обстановки тех страшных дней, видимо, в документах и не фиксировались, и носители этой важнейшей для истории информации ушли из жизни, унеся с собой самые глубокие тайны. Есть, конечно, загадочные факты, которым до сих пор трудно найти объяснение. Например, лётчикам одного из истребительных авиационных полков вечером 21 июня было приказано снять с самолётов и сдать на склад пушки и пулемёты; и это не было актом вредительства — указание шло от командующего войсками округа, надо полагать, не без санкции Москвы.