Недовольные жизнью были, и было их немало. Мой дед часто ругал Советскую власть за нищенский уровень его жизни, несравнимый с тем, какой у него, квалифицированного рабочего, был до революции, когда он трудился на «Трёхгорной мануфактуре», на фабриканта Прохорова (хотя дед участвовал в революции 1905 года). Моим родителям жизнь в городе была куда как менее по душе, чем самостоятельное хозяйствование в деревне в годы нэпа. Родители и бывавшие у нас гости нередко рассказывали анекдоты, в которых власть выставлялась не в лучшем свете.
Гости, приезжавшие из моей родной тульской деревни вспоминали мрачные эпизоды прошедшей коллективизации, сетовали на непорядки в колхозе (но приезжала и трактористка, получившая орден Ленина и присутствовавшая на банкете в Кремле в честь передовиков труда, у неё, естественно, были совсем другие рассказы). Но при всём при том всё-таки ощущалось, что воспоминания о былом — это рассказы о прошедшем, безвозвратно канувшем в небытие. Новая жизнь утвердилась прочно, жизнь заметно полегчала после отмены карточек на хлеб (при всей скудости нашего семейного бюджета я до войны не знал, что такое голод, зато уже в первую же военную зиму ощутил его в полной мере). И общий дух подъёма помогал выносить тяготы повседневного быта, так что, как говорится, язык хулил, а сердце пело. О том, как хорошо и весело жила его родная вологодская деревня Тимониха в 1935 году, вспоминал и писатель Василий Белов.
А уж после победоносной войны — и говорить нечего, недовольных стало много меньше. Мне кажется показательным такой случай.
В Московском институте инженеров железнодорожного транспорта кафедру сопротивления материалов возглавлял профессор Прокофьев, старый специалист, пользовавшийся большим авторитетом в инженерных и научных кругах. Ещё до войны он был награждён орденом. Рассказывали, будто перед церемонией вручения наград его, как самого уважаемого в группе награждённых, попросили выступить с ответной благодарственной речью, на что он якобы ответил: «Можете орден забрать обратно, а выступать я не буду». Много раз видя этого кремень-старика, я вполне допускаю, что было что-нибудь подобное.
И вот после войны этот профессор подал заявление о приёме его в партию. Подозревать его в каких-то карьеристских соображениях бессмысленно. Был он уже стар, достиг всех степеней почёта, материально был вполне обеспечен. И когда его попросили на каком-то праздничном вечере выступить перед студентами и преподавателями, он произнёс прочувствованную патриотическую речь, где говорил о гордости своей страной-победительницей, и закончил её здравицей в честь великого вождя и гениального полководца товарища Сталина.
Иностранцев, знавших дореволюционную Россию, поражало в советских людях отсутствие духовной расхлябанности, умение видеть рамки и отличать зёрна от плевел. Недаром Бердяев писал, что в СССР появился новый антропологический тип людей.
Важно и то, что новая элита СССР состояла в основном из выходцев из «социальных низов». Это тоже традиционно для России. С первых же лет существования начальной ячейки России — Северо-Восточной Руси, в ней, а особенно в Московском государстве, а затем в эпоху Петра I, великий князь или царь в своей борьбе с боярством опирался на дворянство (то есть сначала — на своих дворовых). Иван Грозный для достижения успеха в этой борьбе даже создал духовно-рыцарский орден — опричнину.
Пока существовал СССР, он воспринимался Западом как угроза, и потому наш строй там всячески очернялся. Сейчас, когда Советской России нет, даже на Западе начинают тщательно изучать и более объективно оценивать наследие советской цивилизации. И уже нередко можно встретить признание мощного всплеска культуры (художественной, бытовой, и пр.) в СССР, её высокого среднего уровня, всестороннего развития как народного, так и профессионального творчества. О высоком уровне советского образования и образцовой постановке системы народного здравоохранения вряд ли нужно и упоминать — запуск в СССР первого в мире искусственного спутника Земли и увеличение средней продолжительности жизни в два раза говорили сами за себя.
В общем, советский период истории России стал такой же классической эпохой, какой ранее была пушкинская, хотя духовно и не так глубока. Очевидно, что надо бы держать её в поле зрения, рассматривать как базу для дальнейшего развития, как образец и ориентир для дальнейшего пути, как средство воспитания людей, которые смогут сделать лучше. Да и до сих пор всё живучее и перспективное имеет советские корни.
А в России советскую эпоху сейчас замалчивают, и если возникает потребность в исторических сопоставлениях, то сравнивают с 1913 годом, перескакивая через 40-е. И потому напрашивается вывод: оправдан сколько угодно жёсткий поворот к советским порядкам
.