От лжекапитализма к тоталитаризму!

А какой же общественно-политический строй установился в наиболее развитых странах Западной Европы, которые мы по привычке называем капиталистическими?

Вспомним работу Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма». В чём её смысл?

У марксистов принято считать главным в теории Маркса учение о революции, о диктатуре пролетариата и о коммунизме. В действительности главное у Маркса — это показ хаотичности капиталистического производства, из которой выход состоит в одном — в замене этого хаоса плановым хозяйством. Всё остальное у Маркса — не строгий научный вывод, а его представления о желаемом развитии событий. Ленин и увидел в империализме тот этап капитализма, когда создаются условия для устранения этого хаотического строя, и нужна лишь пролетарская революция, чтобы перейти к социализму. Ибо производство уже стало общественным, а присвоение оставалось частным, и осталось только устранить это противоречие.

В России так оно и получилось. Она не могла пойти по пути эволюции, потому что ей нужно было сбросить ярмо колониалистов — западного капитала. Русская революция ликвидировала частную собственность на основные средства производства. Европейский же пролетариат, если не считать отдельных революционных вспышек, быстро погашенных правящими классами, не последовал этому примеру, и этого следовало ожидать. Ведь Ленин сам же писал, что в странах Европы, обладавших колониями, за счёт грабежа колоний буржуазия подкармливает и своих пролетариев. Эти нации в целом превратились в эксплуататоров, потому что европейский пролетарий — в душе такой же собственник, как и европейский буржуа, о чём писал ещё Достоевский. Только буржуа — удачливый собственник, а пролетарий — собственник-неудачник. Теперь и буржуа, и пролетарии европейских стран совместно эксплуатируют страны «третьего мира», хотя наряду с этим и внутри страны оставалась эксплуатация пролетариата буржуазией. Европейские страны превратились в государства-корпорации, ставшие орудиями эксплуатации других народов, государствами-паразитами. Появились и теоретики в социал-демократии, которые стали отрицать то в наследии Маркса, что Ленин считал в нём главным.

В 1899 году Эдуард Бернштейн выпустил книгу «Предпосылки социализма и задачи социал-демократии», в которой заявил, что прогноз Маркса относительного дальнейшего развития капитализма не оправдался. Дальнейшая пролетаризация общества не происходит, возникает всё больше малых и средних предприятий, растут ряды служащих и пр. Поэтому марксистам следует не пролетарскую революцию готовить, а бороться за развитие буржуазной демократии и постепенно, отстаивая интересы наёмных работников, двигаться путём реформ к социализму как воплощению нравственной задачи — достижению свободы, справедливости и солидарности. Социал-демократическая партия Германии осудила Бернштейна как ревизиониста (реабилитирован он был только в 1959 году). А после Октябрьской революции появились и другие теоретики, вроде Каутского, которые оправдывали отказ европейского пролетариата от следования по пути русских, от революции, заодно критикуя опыт Советской России за недемократичность.

Опыт СССР оказал на Европу громадное, но двоякое воздействие. Да, там «верхи» поняли, что нужно пойти на уступки «низам», иначе можно потерять всё. Но и «низы», руководимые социалистами, вовсе не желали кровопролитной гражданской войны. И они, в конце концов, добились почти социализма, лишь не покушаясь на частную собственность, которая для европейцев остаётся «священной и неприкосновенной». У европейцев были иные, чем у русских, ценности, социальное положение, менталитет.

Европа пошла по тому пути, который был для неё органичен, и без революций и покушений на частную собственность стала почти социалистической или полусоциалистической (по мнению многих российских аналитиков, «более социалистической», чем был СССР). Но, видимо, резервы социализации в ней исчерпаны. Дальнейшее её развитие создало бы для европейцев угрозу утраты идентичности.

Если первая половина XX века прошла под знаком появления в Европе корпоративных и тоталитарных государств, то вторая половина ознаменовалась волной либерализма. Даже в Германии, в которой после её объединения в 70-х годах XIX века царил «прусский дух» организации, ещё более усилившийся в годы нацистского правления, после её поражения во Второй мировой войне снова взяли верх исконно присущие немцам настроения либерализма и индивидуализма.