От Мадрида до Халхин-Гола

Ребята держат в руках корзиночки с бутылками молока, с хлебом. Пришли не на час. А в воротах аэродрома показывается еще одна группа.

— Сантандер идет к нам на помощь! — радостно кричит кто-то из механиков.

— Мы не из Сантандера, — возражает белый как лунь старик. — Мы из соседней деревни. Это вот они, — указывает он на женщин, — должно быть, городские.

Не тратя лишних слов, деловито осмотрев поле, крестьяне из соседней деревни и женщины из города идут к воронкам, и вот лопаты уже вгрызаются в землю. А за поворотом дороги, проходящей возле аэродрома, видна еще одна группа людей с огромными фруктовыми корзинами.

Скоро во всех концах поля звенят лопаты, кирки. Женщины накладывают землю во фруктовые корзины и подносят их к воронкам. Откуда-то появились носилки, пришли еще люди.

К вечеру добрая половина поля восстановлена. Теперь мы и сами закончим дело! Но никто не уходит. Женщины расстилают одеяльца и укладывают ребят спать. Старики присаживаются перекурить.

Подхожу к одному из них:

— Вы, должно быть, устали? Работа тяжелая.

Он попыхивает трубкой и коротко отвечает:

— Не привыкать.

Сгущаются сумерки. Уже почти неразличимы фигуры работающих. Но по голосам, которые доносятся с разных сторон, можно понять, что темп работы не ослабевает.

Глубокой ночью ко мне подходят две женщины и тот же самый белый как, лунь старик.

— Кажется, все! — говорит он довольным голосом и по-хозяйски добавляет: — Теперь надо бы осмотреть поле.

Я уговариваю его идти домой — мы сами обследуем аэродром, а если что не доделано, сами доделаем. Старик возражает:

— Идемте вместе.

Зажигаю электрический фонарик, и мы не спеша обходим аэродром. А когда возвращаемся к стоянке, я с удивлением замечаю, что все ждут нашего прихода.

— Как? — слышится, только один вопрос.

— Как? Замечательно! Словно и не было бомбежки, вот как!

Мы сердечно пожимаем руки нашим помощникам, провожаем их. И они уходят в ночь, неторопливо, молча, только изредка перебрасываясь скупыми словами. Железные люди!

С этого дня жители Сантандера становятся нашими верными помощниками. Когда через два дня аэродром был вновь разбомблен, я уже не сомневался: помощь будет! И действительно, вскоре на дороге показались женщины, старики, подростки.

Они приходят к нам каждый раз, когда нужна помощь. Мы уже многих из них знаем в лицо. Но каждый раз с ними приходят все новые и новые. Суровые люди, они стесняются выставлять напоказ свои чувства к нам.

Как-то в перерыве между полетами я ложусь под крылом самолета. Рядом — парашют. Тяну его за лямки, чтобы положить под голову. Из-под парашюта выкатываются несколько крупных яблок.

— Откуда здесь яблоки? — спрашиваю Хуана.

— Яблоки? — переспрашивает Хуан. — Их принес тот старик, что тогда, ночью, ходил с вами по аэродрому. Принес и сказал: «Передайте летчику этого самолета».

После очередной бомбежки я всматриваюсь в лица работающих на аэродроме, ищу старика. Вижу — направляется к моему самолету. Идет согнувшись, в одной руке заступ, в другой — корзинка. Подходит, опускает на землю корзинку, покрытую сверху чистым полотенцем, и, опершись обеими руками на тяжелый заступ, спрашивает:

— Где летчик этой машины?

— Не узнаете? — отвечаю ему.

Старик щурится, внимательно смотрит на меня и протягивает руку:

— Нет, теперь узнаю.

— Отдохните немного, — говорю старику, подвигая раскладной стул.

— Спасибо, сынок, спасибо! Старость пришла, сил меньше стало, пожалуй, и отдохну.

— Вам нужно было бы сидеть дома, — говорю я ему. — Отработали свой век.

— Дома? — качает он головой. — Не то время теперь, чтобы дома сидеть. — И внезапно спрашивает меня: — Почему вы так плохо говорите по-испански? Вы русский?

— Да, русский.

Старик еще пристальнее всматривается в мое лицо.

— Откуда же вы приехали — из России или из другой страны?

— Из Советского Союза.

По лицу его скользит улыбка.

— Это хорошо. Это очень хорошо, — повторяет он и, почти не повышая голоса, будто слова относятся не ко мне, а к кому-то другому, тихо произносит: — Спасибо вашему народу и вам спасибо, молодой человек. Нам тяжело живется сейчас. Спасибо!

Он достает из корзины несколько яблок и смущенно протягивает их мне.

— Больше нечем угостить вас. Все, что у меня есть, это несколько деревьев.

Я благодарю его. Он утирает потное лицо большим синим платком и, совсем смутившись, собирается уходить.

— Куда же вы торопитесь? Отдохните как следует!

— Пойду, пойду. Нужно угостить и других летчиков. Да и работать нужно.

— Я лучше позову всех летчиков сюда. У нас есть время, пока готовят самолеты.

Старик соглашается. И вновь тяжело опускается на стул.

Через несколько минут все в сборе. В старческих глазах гостя загорается живой огонек. Ему приятно смотреть на молодых, здоровых, жизнерадостных людей. Волнуясь, он дрожащей рукой достает из корзины яблоки:

— Берите! Спасибо вам, сынки!

Корзина пуста. Старик с сожалением смотрит на ее дно, кладет туда полотенце и раскланивается.

— Куда вы, падре? Посидите.

Весь день я вижу его на аэродроме. Он быстро устает, часто садится отдыхать и сокрушенно покачивает головой: жаль, что молодости не вернешь!