От магов древности до иллюзионистов наших дней

Его коллеги, не без зависти относившиеся к славе своего конкурента, объясняли все умением Беллахини хорошо организовать рекламу. Между тем в прошлом веке почти все иллюзионисты называли себя в афишах великими, непревзойденными, загадочными, единственными в мире. Однако подобная рекламная шумиха не принесла никому такой всемирной славы, как Беллахини.

Причина такой популярности объясняется только новизной и особым характером художественного образа, созданного Беллахини. Актер божьей милостью, он был на эстраде почти тем же, чем и в жизни, — крестьянином, под внешностью простака скрывавшим сметку и хитрость. Он до смешного плохо владел всеми языками, на которых выступал, и изъяснялся такими «живописными» словечками, от которых зрителей-аристократов порой бросало в жар. Но Беллахини создавал этот образ в расчете на другого, ярмарочного зрителя, которому именно такой персонаж был близок и понятен, а его редкостное актерское обаяние превращало все недостатки в достоинства.

Популярность Беллахини была так велика, что он получил доступ и во дворцы, несмотря на то, что ему явно не хватало природного такта. Например, однажды, выступая перед королевской семьей, он спросил: «Может быть, у кого-нибудь из их величеств случайно найдется чистый платок?..» Подобные выходки так гармонировали со всем обликом артиста, что воспринимались как непосредственная шутка.

Баттемар и Беллахини изображали простых людей без издевки, даже с симпатией, но их сатира никогда не поднималась до уровня общественного протеста. Прямым протестом против политической реакции, хотя и в замаскированной форме, были выступления венгерского иллюзиониста Йожефа Ванека (1818–1899), преподавателя физики в Будапеште. Ванек принимал непосредственное участие в буржуазной революции 1848–1849 годов. После того как венгерская революция была подавлена австрийской армией при помощи войск Николая I, Ванек бежал в Турцию. В эмиграции он изучил технику иллюзионного искусства и стал с успехом гастролировать в странах Востока и Европы, используя свои выступления для того, чтобы настойчиво напоминать о зверствах реакционеров в Венгрии.

«Шлягером» Ванека был старинный трюк «обезглавливание». Артист преподносил его по-новому, с ужасающим натурализмом. Если средневековые иллюзионисты довольствовались тем, что показывали «отрубленную» голову у ног «обезглавленного», Ванек высоко поднимал за волосы муляж головы, из шеи которого обильно лилась «кровь»; ставил этот муляж на блюдо и спускался с ним в зрительный зал, предлагая зрителям убедиться в том, что это настоящая человеческая голова. Естественно, никто не испытывал желания дотронуться до мертвой головы, забрызганной кровью. Те, к кому подходил иллюзионист, с ужасом отворачивались. Каждый раз некоторые женщины падали в обморок. Многие зрители были рады, когда голову уносили на сцену.

Номер Йожефа Ванека вызывал политические ассоциации у зрителей, читавших в газетах о казнях участников венгерского революционного движения. Но, разумеется, на ход политических событий его выступления не могли повлиять. Карьера иллюзиониста оказалась лишь эпизодом в жизни Ванека. Впоследствии он вернулся в Будапешт и, отмежевавшись от революционной деятельности, умер владельцем большого кафе.

Как мы видим, боевым, бунтарским тенденциям в творчестве некоторых романтиков не соответствовали сколько-нибудь значительные явления в иллюзионном искусстве. Некоторые иллюзионисты вообще предпочитали уклоняться в своих выступлениях от всего, что могло напоминать об окружающей действительности. И, отнюдь, не случайно обращение иллюзионистов к экзотическим, восточным мотивам.

Интерес к Востоку возник в Европе не только в связи с колониальными захватами, но и благодаря произведениям писателей и композиторов-романтиков. Романтики воспевали жизнь народов Востока или североамериканских индейцев для того, чтобы противопоставить чистоту и благородство их патриархальных нравов корыстному эгоизму и жестокости капиталистического мира. В этом заключался пафос их произведений. Иллюзионисты же, в свою очередь заинтересовавшись «восточной темой», подхватили лишь внешнюю, декоративную сторону экзотики.

И со второй половины XIX века на эстраде появляется множество мнимых китайцев, японцев, индейцев и египтян. Таковы венгерские иллюзионисты братья Гудер: Фердинанд (1842–1878) выступал под псевдонимом «Лин Лук», выдавая себя за китайца, а Луи (1852–1877) называл себя Ямадэва, изображая индийца. Знаменитый «китаец» Чун Лин-су — не кто иной, как американец Элсворт Робинсон (1861–1918); «японец» Иоритомо — француз Анри Морье (1865–1949); «загадка Индии» Махатма на самом деле немец Герман Курц (род. 1873). Подобных примеров можно привести множество.

Древнее иллюзионное искусство Китая, Японии, Индии и Египта о его многовековыми традициями накопило огромный запас разнообразных приемов и трюков, отличающихся большим национальным своеобразием.