Читаем От марксизма к идеализму полностью

Поэтому материалистическое понимание истории, так же как и всякую иную социологическую доктрину, следует строго отличать от истории, которая, имея дело только с установлением индивидуальных событий, уже по тому самому может установлять непосредственную причинную связь между событиями, но оставаясь только историей, не может дать им закономерного, т. е., истинно научного объяснения. Лишь отойдя от своего объекта на некоторое расстояние, при котором сливаются индивидуальные черты, превратив представления в понятия, история может установить общую закономерную связь, дать социологическое объяснение, но тогда уже она перестанет быть историей. Поэтому, между прочим, следует наперед отвергнуть тот идеал для материалистического понимания истории, по которому наука окажется когда–либо в состоянии объяснить материалистически какое–либо индивидуальное историческое событие: философию Канта, Сикстинскую Мадонну, поэзию Гёте и т. д. Для этой цели всякое социологическое учение обладаёт слишком грубыми средствами, и самая постановка этого вопроса обнаружила бы в спрашивающем полное непонимание границ социологического познания. В равной мере то же может быть сказано и о характере указаний, которые даёт социальная наука относительно житейской практики: она показывает лишь общее направление, даёт, так сказать, абстрактное указание, а конкретное, индивидуальное выполнение этого указания, — в чем именно трепещет живая жизнь, — не может быть уловлено в научную закономерность, предоставляется, так сказать, личному, ненаучному усмотрению (посредствующим звеном являются и специальные дисциплины). Человеческая деятельность, руководимая указаниями научного опыта (при свете известного идеала), есть стремление превратить частное в общее, сделать конкретное абстрактным, индивидуальное социальным. И чем шире та закономерность, понятие о которой руководит человека в его деятельности (и чем, следовательно, шире его идеалы), тем соответственно повышается градус абстрактности, но зато под тем более общей точкой зрения рассматривает свою деятельность человек. Понятно отсюда, какое значение имеет самая общая и абстрактная социальная закономерность для конкретного и индивидуального бытия человека, ибо она, в его собственных глазах, наиболее осмысливает его маленькую жизнь. Но возвратимся снова к социальному материализму.

Для доказательства «односторонности» социального материализма указывают обыкновенно на невозможность объяснить конкретный ход исторических событий, — уже не индивидуальные события, а целые исторические течения, — одними материальными причинами. Допустим даже, что изменение в социальном способе производства действительно играет роль primus motor истории; но раз дан толчок этим изменением, оно необходимо отразится известной переменой в юридической, например, жизни, а это изменение в свою очередь отразится на экономической жизни. Таким образом, при объяснении конкретных исторических событий не миновать взаимодействия, и одними экономическими причинами нельзя объяснить всю историю. Замечу, что это возражение бьет дальше цели, ибо оно доказывает не только несостоятельность социального материализма, но и всякой другой социологической теории.

Выше было уже показано, что та координация представлений, которая объемлется понятием «социальное бытие», только в том случае может составить предмет закономерного познания, если все предыдущие и последующие состояния этого предмета соединены единой и непрерывной причинной связью: единой — потому, что, если бы мы предположили два или более рядов причинной связи, тем самым предположили бы и два или более предметов или координаций представлений: непрерывной — потому, что, предположив перерыв в течении одной причинной связи и замену её другой, мы предполагаем перерыв в бытии предмета, следовательно, уничтожаем ту связь предыдущих и последующих состояний, которую мы имели ввиду установить. Указанное возражение стремится подорвать возможность установления непрерывной причинной связи, следовательно, общего синтеза социальных явлений, т. е., социологии. Делая ничего не говорящую ссылку на исключительную будто бы «сложность» социальных явлений (истинное testimonium paupertatis), обыкновенно прибегают к объяснению «взаимодействием», не замечая, что тем самым упраздняют самый объект своей науки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 христианских верований, которые могут свести с ума
12 христианских верований, которые могут свести с ума

В христианской среде бытует ряд убеждений, которые иначе как псевдоверованиями назвать нельзя. Эти «верования» наносят непоправимый вред духовному и душевному здоровью христиан. Авторы — профессиональные психологи — не побоялись поднять эту тему и, основываясь на Священном Писании, разоблачают вредоносные суеверия.Др. Генри Клауд и др. Джон Таунсенд — известные психологи, имеющие частную практику в Калифорнии, авторы многочисленных книг, среди которых «Брак: где проходит граница?», «Свидания: нужны ли границы?», «Дети: границы, границы…», «Фактор матери», «Надежные люди», «Как воспитать замечательного ребенка», «Не прячьтесь от любви».Полное или частичное воспроизведение настоящего издания каким–либо способом, включая электронные или механические носители, в том числе фотокопирование и запись на магнитный носитель, допускается только с письменного разрешения издательства «Триада».

Генри Клауд , Джон Таунсенд

Религия, религиозная литература / Психология / Прочая религиозная литература / Эзотерика / Образование и наука
Становление
Становление

Перед вами – удивительная книга, настоящая православная сага о силе русского духа и восточном мастерстве. Началась эта история более ста лет назад, когда сирота Вася Ощепков попал в духовную семинарию в Токио, которой руководил Архимандрит Николай. Более всего Василий отличался в овладении восточными единоборствами. И Архимандрит благословляет талантливого подростка на изучение боевых искусств. Главный герой этой книги – реальный человек, проживший очень непростую жизнь: служба в разведке, затем в Армии и застенки ОГПУ. Но сквозь годы он пронес дух русских богатырей и отвагу японских самураев, никогда не употреблял свою силу во зло, всегда был готов постоять за слабых и обиженных. Сохранив в сердце заветы отца Николая Василий Ощепков стал создателем нового вида единоборств, органично соединившего в себе русскую силу и восточную ловкость.

Анатолий Петрович Хлопецкий

Религия, религиозная литература