От марксизма к идеализму

Государство и, прежде всего, законодательная функция государства является общим руслом, по которому течет современная жизнь. Классовая борьба, облеченная в государственные рамки, если исключить революции [60], есть в высшей степени легальная борьба, борьба из–за законов и на почве закона. Даже стремление данного класса к коренному изменению социального способа производства есть стремление, прежде всего, к известной юридической реформе (напр., стремление социалистов к отмене частной собственности на орудия производства). Но если так, если даже стремления к экономическим реформам выражаются в форме известных юридических стремлений, не значит ли это, что закономерность экономической жизни — в изменениях права? Едва ли кому–нибудь придет в голову утверждать что–нибудь подобное. История любой крупной юридической реформы показывает, что она была экономически необходима именно тогда, когда была совершена. При этом является, конечно, quaestio facti, имеющей большее значение для современников, чем для социолога, происходит ли необходимая экономически реформа разом и «снизу», как великая французская революция, разом и «сверху», как освобождение крестьян в России, или постепенно в течение ряда десятилетий или веков, как вымерло крепостное право в Англии.

Постоянно растущая область сравнительно–исторического изучения права приносит новые доказательства справедливости высказанной точки зрения. Констатируется существование весьма сходных институтов права в разных странах, в разные времена, у разных народов, но при сходных хозяйственных условиях. Все меньше и меньше остается места «народному духу» и подобным объяснениям нереалистического характера. Можно вообще сказать словами мюнхенского профессора Брентано, которыми он возражал Гирке, видевшему в институте Anerbenrecht особенность лишь германского права и объяснявшему его особыми свойствами германского народного духа: «Гирке видит в том, что он называет германским наследственным правом, выражение свойственного немецкому народу правового духа, специальной немецкой народной души; я же вижу в нем не что иное, как отражение (Niederschlag) известной ступени хозяйственного развития в праве, при чем оно повторяется у всех народов, находящихся на одной и той же ступени хозяйственного развития» [61].

До сих пор речь шла о той области права, которая находится в непосредственном соприкосновении с хозяйством и изменения которой, находясь в причинной зависимости от изменений в хозяйстве, в то же время непосредственно совпадают с этими последними. Но мы видели, что в таком соприкосновении с хозяйством находится далеко не все право. Что касается отделов права, не соприкасающихся с хозяйством, и прежде всего уголовного права и процессов (государственное право мы уже оговорили), то, очевидно, эта область правовой техники (в широком смысле), право, специальной целью имеющее охрану и восстановление нарушенного права, находится в зависимости от охраняемых им отраслей права, определяясь, с одной стороны, соответственно цели своего существования, с другой — соответственно источнику возникновения. Цель — охрана определенных устоев общества, известного порядка экономических и социальных отношений, требующего. по своим особенностям, того, а не другого способа охраны. Наше старое волокитное судопроизводство было, например, негодным средством для охраны отношений развивающегося товарного производства и было отменено, между тем как при крепостном праве, несмотря на все недостатки, оно, очевидно, удовлетворяло цели охраны слабого гражданского оборота. Источником же является государство, представляющее, как уже было показано, организацию классового господства. От характера этого государства, от преобладания того или другого класса в связи с известными историческими традициями, находятся те или иные черты, например, уголовного кодекса. Наконец, такие отделы права, как церковное, семейное, именно регулирующие те отношения, которые зависят от экономического развития наравне со всеми другими сторонами социальной жизни, изменяются на ряду с общими её изменениями, следовательно, лишь посредственно подлежат зависимости от экономических отношений. В частности соотношения семейного и хозяйственного строя сыздавна сделались любимой темой исследований материалистических историков  [62].

Мы должны ограничиться здесь этими замечаниями принципиального характера; более детальное их формулирование возможно лишь в более специальном изложении.

V

На основании изложенного до сих пор читатель сделает справедливый вывод, что право своей особой закономерности не имеет и подчинено в своем развитии хозяйству. Не следует ли отсюда, что особой науки — юриспруденции быть не может, и что право не требует самостоятельного изучения, которое должно быть просто–напросто заменено изучением хозяйства? Это заключение обнаружило бы лишь непонимание значения сделанных выводов.