Военные конфликты, самостоятельные внешнеполитические акции, само французское присутствие в Северной Америке, рассматривавшееся в качестве постоянной угрозы (независимо от того, насколько она была реальной), быстро сформировавшийся в отношении французов «образ врага» и т.п., безусловно способствовали внутренней консолидации англо-американского общества. Это выражалось в укреплении связей между отдельными колониями, в формировании специфической колониальной идентичности/самосознания как в целом, так и в отдельных колониях (в особенности в колониях с достаточно пестрым этническим составом, например, в Нью-Йорке). В то же время фактор внешней угрозы нередко использовался колониальной верхушкой для укрепления своих позиций, консервации отживших социальных норм и т. п.
Безусловно, по отношению к каждой отдельно взятой английской колонии в Северной Америке «французский» (или внешний) фактор действовал по-разному. Наиболее существенным его влияние (в различной форме) проявлялось по отношению к главным локальным игрокам: Массачусетсу, Нью-Йорку и в несколько меньшей степени Южной Каролине. Все эти колонии активно участвовали в борьбе с французами, все они поддерживали с ними контакты, все они в той или иной степени преследовали при этом свои собственные цели. Достаточно заметное воздействие англо-французское соперничество оказало на пограничные колонии: Нью-Гемпшир и Мэн, а также на английские поселения на Ньюфаундленде. Они были слишком слабы для того, чтобы проводить какие-либо собственные внешнеполитические акции, но в силу своего географического положения оказались в эпицентре борьбы двух держав, в результате имевшей для них в основном негативные последствия. В меньшей степени в конфликтах и контактах с французами участвовали другие колонии Новой Англии: Коннектикут, Нью-Хейвен, Род-Айленд, Новый Плимут. За единственным исключением их территории никогда не становились театром боевых действий; интерес к экспансии в направлении французских владений у них был невелик. Правда, в военное время они, как правило, оказывали поддержку (хотя порой и весьма ограниченную) своим более активным соседям. Остальные английские колонии в рассматриваемый нами период были практически не задействованы в англо-французских отношениях, хотя для некоторых представителей их верхушки были характерны экспансионистские настроения.
Военные неудачи 1690-х годов и общий ход и характер англо-французского соперничества в Северной Америке привели к тому, что даже самые сильные и развитые английские колонии осознали свою зависимость от метрополии, а их верхушка взяла курс на активизацию имперских связей.
В целом соперничество двух колониальных держав в Северной Америке, с одной стороны, способствовало складыванию американской нации и соответственно объективно ускоряло движение английских колоний к независимости, а с другой — явно затрудняло этот процесс (не случайно завоевание Канады в ходе Семилетней войны явилось важнейшей предпосылкой предреволюционного кризиса и Войны за независимость).
Английский фактор оказывал неоднозначное влияние на развитие североамериканских владений Парижа. С одной стороны, он также безусловно стимулировал процессы внутренней консолидации, которые шли (хотя и более медленными темпами, чем в английских колониях) в колониальных обществах Акадии и Канады. Причем этому способствовали не только многочисленные столкновения подданных двух держав, но и торговые контакты жителей французских колоний с бостонскими купцами, укреплявшие экономическую независимость канадцев и акадийцев от метрополии. С другой стороны, состояние военной тревоги, в котором часто оказывалась Новая Франция, отнюдь не всегда положительно сказывалось на ее внутренней жизни, которая подчинялась военным задачам, ставившимся «Старой» Францией и отвечавшим в первую очередь ее интересам.
Подводя