От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в.

В ходе Войны Аугсбургской лиги главными задачами Вильгельма III были защита завоеваний Славной революции, а также его собственных прав на английский престол, обеспечение безопасности Нидерландов и восстановление равновесия сил в Европе, нарушенного (с его точки зрения) чрезмерно усилившейся и выдвигавшей непомерные притязания державой Короля-Солнца. Со своей стороны, Людовик XIV, столкнувшийся почти со всеми крупными европейскими государствами, объединившимися против Франции, стремился удержать завоевания и «присоединения» предшествующих десятилетий, продолжить политику «исправления» французских границ, подготовить почву для благоприятного решения вопроса об испанском наследстве. Непосредственно в отношении Англии политика Версаля строилась на довольно призрачных надеждах вторичной реставрации Стюартов и включения Туманного Альбиона в число своих союзников.[850]

При этом и для англичан, и для французов (а также для других участников войны) основным полем битвы оставалась Европа и прилегающие к ней воды. Франция была окружена плотным кольцом врагов и вела боевые действия одновременно в Нидерландах, на Рейне, в северной Италии и в Испании, т. е. почти по всему периметру своих границ. Англия должна была считаться с угрозой французского или франко-якобитского десанта, которая была вполне реальной, учитывая расстановку сил, имевшую место на море. Черчилль был не прав — поражение при Ла Гуге (1692) отнюдь не было «Трафальгаром XVII в.»[851] и не подорвало морской мощи Франции. Другое дело, что Людовик XIV, на которого продолжали оказывать влияние идеи Лувуа, не использовал имевшиеся у него возможности, стремясь прежде всего уничтожить ненавистных ему «Господ торговцев» из Нидерландов.

Имея в Северной Америке очень незначительные воинские контингенты (400 солдат в Нью-Йорке у англичан и около 1000 — у французов), ни Лондон, ни Париж в течение всей войны не перебрасывали за океан крупных соединений сухопутных сил, ограничиваясь небольшими пополнениями для гарнизонов. По подсчетам У. Дж. Эклза, за 1689-1697 гг. французское правительство прислало в Северную Америку всего 615 солдат.[852] Англичане направили еще меньше. Единственным исключением здесь может считаться малорезультативная и очень краткая экспедиция Норриса-Гибсона на Ньюфаундленд, где было задействовано 2 тыс. чел. Правда, обе державы несколько раз направляли в свои североамериканские колонии достаточно сильные эскадры (Уилера, де Немона, отчасти Уильямсона), однако все равно 85-90% состава военно-морских флотов Англии и Франции было в то время задействовано в европейских водах.

На наш взгляд, применительно к событиям 1689-1697 гг. более важен другой вопрос. Британский историк Д.К. Ричтер заметил: «Когда Англия вступила в Войну Аугсбургской лиги, североамериканский конфликт перешел в англо-французскую имперскую схватку».[853] В той или иной форме эту точку зрения разделяют и другие исследователи, в том числе X. Пэкхэм, Дж. Ратледж, Г. Луи-Жарэ.[854]

Действительно, после Славной революции Лондон и Париж превратились в непримиримых противников, и последующие сто с лишним лет прошли под знаком англо-французского противоборства, которое развернулось буквально на всех широтах и оказало огромное влияние на развитие не только Старого, но и Нового Света. Однако, несмотря на это, нам все же представляется неправомерным экстраполировать результаты англо-французского соперничества и/или их значимость на его ход, тем более в начальной стадии. В период Войны Аугсбургской лиги Вильгельм III и Людовик XIV сражались отнюдь не за морское и тем более не за колониальное преобладание. Да, мы видели, что обе державы строили грандиозные прожекты захвата заморских владений соперника, однако ни та, ни другая не спешила выделять силы и средства для их претворения в жизнь.

В Лондоне на протяжении всей войны полагали, что английские колонии, население которых к концу XVII в. более чем в 17(!) раз превосходило население Новой Франции, вполне могут не только самостоятельно позаботиться о своей обороне, но и вести наступательные операции силами колониальной милиции. Версаль помимо колонистов надеялся также на индейцев, рассматривая их одновременно как основную ударную силу, а также как барьер против англичан.

Если колониальная политика Людовика XIV в последние десятилетия XVII в. не претерпела существенных изменений (разве что стала еще более амбициозной и авантюристической и в то же время более хаотичной), то Славная революция повлекла за собой определенные изменения в подходах Туманного Альбиона к заморским сюжетам. Однако они проявились не сразу, и поэтому не следует переоценивать непосредственного воздействия событий 1688 г. на конкретные шаги, предпринимавшиеся или, скорее, не предпринимавшиеся Лондоном на колониальном поприще. Ведь, как справедливо заметил современный британский историк Б.П. Ленман, «Вильгельм III высадился в Англии не для того, чтобы немедленно заняться колониальными проблемами».[855]