От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в.

Помимо положений папских булл и международных договоров (в 1529 г. Тордесильясский договор был дополнен Сарагосским договором, установившем границу между владениями Мадрида и Лиссабона в Тихом океане) пиренейцы обосновывали свои притязания на заморские земли так называемым правом первого открытия. Под этим подразумевался не просто тот факт, что подданные того или иного монарха первыми достигли какого-либо участка побережья, но что при этом они, во-первых, были облечены необходимыми полномочиями, а во-вторых, произвели и должным образом зафиксировали комплекс символических действий, свидетельствовавший о том, что они «официально» вступили во владение открытой ими территорией. Правда, португальцы обычно ограничивались тем, что устанавливали на видных местах падраны — столбы, увенчанные крестами, служившие одновременно ориентирами и символами их присутствия. Зато испанцы разработали целый церемониал, включавший торжественное провозглашение «вступления во владение» той или иной территорией от имени Католических Королей (позднее в таких случаях стала произноситься специальная проповедь, написанная членом Совета по делам Индий X. Л. де Паласиосом Рубиосом[232]), составление и нотариальное заверение соответствующих протоколов, вынос знамен и т. п. Так, например, Колумб, в момент своей первой высадки позвал «капитанов и всех прочих <…> в том числе Родриго д'Эсковедо [правильнее де Эсковадо. — Ю. А.], экривано [т.е. нотариусом. — Ю. А.\ всей флотилии <…> и сказал им, чтобы они под присягой засвидетельствовали, что он первый вступил, как оно воистину и было, во владение этим островом от имени короля и королевы, его государей, свершив при этом все формальности, какие требовались; более подробно это отмечено в актах, которые здесь же были составлены в письменном виде».[233]

Александрийские буллы, Тордесильясский договор, казавшийся безусловным приоритет Колумба — все это давало испанцам неоспоримое, с их точки зрения, право заявлять: «По дару Святого Апостольского престола и другим справедливым и законным правам мы являемся господами Западных Индий, островов и материка в Океанском море».[234] Такой построенный на сочетании весьма разнородных аргументов подход к проблеме политического статуса земель, становящихся объектом колониальной экспансии, был безусловно связан с переходным характером эпохи, когда средневековые установления сочетались с рационалистическими доводами нового времени. Данный подход отличался, во-первых, всеобъемлющим «глобальным» (и в то же время спекулятивным) характером, так как, несмотря на то что на картах того времени имелось множество белых пятен, он распространялся па весь Земной шар. Во-вторых, он был сугубо европоцентристским (или колониальным) и не признавал наличия каких-либо прав у населения захватываемых земель. В-третьих, такой подход был кастильско-поругальским, поскольку только эти две державы получали право действовать за пределами Европы. В-четвертых, он был закрытым (или монополистическим), ибо даже «законные» участники колонизационного процесса — пиренейцы — не могли посещать владения друг друга, не говоря уже о подданных других монархов. Наконец, в-пятых, и это для нас самое важное, данный подход с самого начала выделял заморские земли в сферу действия особых международно-правовых норм, установленных европейцами (в том числе и для самих себя), европейских по своему происхождению, но отличных от тех, которые действовали в Западной Европе.

Данный подход был теоретически обоснован в работах ряда ведущих испанских мыслителей того времени. Однако если конкретные методы и формы колониальной политики Мадрида обсуждались и критиковались ими весьма активно, само по себе испанское владычество над Новым Светом практически не подвергалось сомнению. Разница состояла лишь в том, что в первой половине XVI в. X.Л. де Паласиос Рубиос, М. де Пас и другие испанские «эксперты» отстаивали притязания Мадрида, исходя из идеи папского суверенитета над Земным шаром. В дальнейшем во второй половине XVI — начале XVII в. акцент стал делаться на цивилизаторских и миссионерских задачах, поставленных перед испанцами напой (Г. Лопес).[235]

Определенные сомнения в справедливости установлений Александрийских булл и Тордесильясского договора впервые прозвучали в трактатах Ф. де Виториа, которого можно назвать первым теоретиком, рассмотревшим вопрос о месте Нового Света в международных отношениях. В своих произведениях («De Indis», «De jure belli», «De potest ate civili» и др.) он поднял ряд важных проблем, и, в частности, впервые указал на то, что индейцы являются политически организованными народами и, как и другие народы Старого Света, подчиняются человеческому закону (jus gentium).