От мира сего

«Зачем я злобствую на него? — спросил самого себя Корсаков. — И какое имею право злобствовать? Вон ведь Валя, по всему видно, жалеет его, и Дуся, наверно, тоже жалела…»

Он коснулся рукой плеча старика, ощутив на миг костлявую непрочную легкость.

— Советую вам бросить курить, непременно! Слышите? Непременно.

— Слушаюсь, — с шутливой готовностью отчеканил старик.

— Ну, давайте в темпе, — скомандовала Валя, глянув на свои часы. — Я, надо сказать, звонила Сереже, мужу, — пояснила она Корсакову. — В его РТС, думала, может быть, у него найдется машина, но Сережи на месте не оказалось.

— Я превосходно доеду на автобусе, — повторил Корсаков, — подремлю, погляжу в окно, почитаю чего-нибудь такого, не замечу, как время пройдет…

— А у вас есть чего почитать? — спросил старик. Глаза его дружелюбно глядели на Корсакова, должно быть, до него дошло: Корсаков сумел преодолеть себя и окончательно примирился с ним.

— Есть одна брошюра, недавно вышедшая, — ответил Корсаков.

— Что за брошюра, разрешите полюбопытствовать? — не отставал старик.

«Какой приставучий», — с досадой подумал Корсаков, однако ответил терпеливо:

— Там разбираются различные виды заболеваний сосудов.

— Сосудов, — уважительно повторил старик.

Валя еще раз глянула на часы:

— Пора, самое время…

Корсаков встал из-за стола, взял свой портфель, внезапно почувствовал, какой он тяжелый. Раскрыл портфель, увидел — большой, завернутый в холщовое полотенце сверток.

— Это вам на дорогу, — пояснила Валя. — Вдруг дорогой покушать захочется…

— Спасибо, — сказал Корсаков, кинул взгляд на полотенце, по краям вышиты васильки вперемежку с маками.

Посмотрел на Валю, она, видимо, ждала его взгляд.

— Тоже мама вышивала.

— Спасибо, — еще раз сказал Корсаков.

Валя надела пальто.

— А ну, давай, — строго сказал старик. — Давай надевай платок, слышишь? — Глянул в окно. — С минуты на минуту дождю быть, как же без платка-то?

— Ничего, не размокну, — ответила Валя, но старик повторил непреклонно:

— Надень платок, так вернее будет…

И она взяла теплый платок, лежавший на комоде, накинула на голову.

«А она его слушает, словно он и вправду отец», — подумал Корсаков и то ли позавидовал, то ли ощутил что-то вроде ревности.

В последний раз обвел взглядом стены, в которых довелось прожить неполные сутки. В последний раз глянул на Дусину карточку — больше уже не придется видеть.

Если бы попросить у Вали карточку, может быть, и не отказала бы, он переснял бы карточку в Москве и прислал бы обратно Вале. А где, интересно, стал бы ее хранить? Дома у себя, что ли? Скорей всего, в больнице, в своем кабинете, на столе под стеклом. Ну, а если спросили бы, кто эта женщина, чья это фотография, что бы он ответил? Нет, пожалуй, просить не надо, ни к чему.

— Теперь я знаю всю вашу семью, — сказал он Вале. — И сыновей ваших увидел, и мужа, пусть даже на фотографии.

— Если встретите на улице, узнаете? — улыбнулась она.

— Может быть, и узнаю, — в свой черед с улыбкой ответил он.

— Они у нас красивые, — вставил старик, — что один, что другой — кровь с молоком!

— Никакие они не красивые, — сухо оборвала его Валя, — обыкновенные, не плохие, не хорошие…

Старик подмигнул Корсакову:

— Это она сглазу боится…

— Вовсе нет, — возразила Валя, — никакого сглазу не боюсь, и вообще: при чем здесь сглаз? Никогда не верила и не верю в эти глупые приметы…

«Только так она могла ответить, — с удовольствием подумал Корсаков. — Только так и не иначе!»

Он тоже не был суеверен, не верил ни в какие приметы, не боялся ни тринадцатого числа, ни пустых ведер навстречу, ни черной кошки, перебегавшей дорогу. Однажды, перед очень серьезной операцией, случайно разбил дома зеркало, жена, не скрываясь, испуганно сказала:

— Ну, все! Хоть переноси операцию…

— Вот еще, — не согласился он тогда, отправился в больницу и оперировал больного, все кончилось хорошо, лучше и не бывает, больной уже на пятый день встал с постели, а на восьмой его выписали домой…

— Ладно, — сказал Корсаков, вставая, — видно, пора.

— Самое время, — добавила Валя.

— Прощайте, — сказал Корсаков старику, тот протянул ему слабую, чуть дрожащую руку, — на этих же днях обязательно пойдите в больницу.

Старик закивал головой, улыбаясь, морща желтоватые от табака бескровные губы.

— Как же, конечно, о чем речь…

— Слушайте его, — сказала Валя, закрывая за собой дверь, — сейчас задымит вовсю и будет читать газету до позднего вечера… — Глянула на часы, проговорила озабоченно: — Пошли быстрее.

Шли они лесом. Когда-то, тому уже сорок с лишним лет, Корсаков той же дорогой уходил из Дусиного дома, и она долго стояла одна на дороге, провожая его. Корсаков обернулся, будто и в самом деле мог увидеть вдали Дусю.

— Скоро дойдем, — сказала Валя. — Сейчас вот лес пройдем, потом картофельное поле минуем, а тогда уже до станции рукой подать.

Она раскраснелась от быстрой ходьбы, глаза казались светлее, ярче, слегка повернулась к нему, быстро, скользяще улыбнулась, чуть приподняв бровь, Дуся тоже так вот смотрела иной раз, так же улыбалась, подняв бровь…