От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

Утром на следующий день меня разбудил колокольный звон. Мы так отвыкли от него в Барановичах, что он производил удивительно приятное впечатление, и мое мрачное впечатление понемногу рассеялось. Далее я с удивлением заметил, что спать на удобной мягкой кровати гораздо приятнее, чем на жестком вагонном диване. Мне отвели большую светлую комнату с удобным письменным столом и видом на площадь. Наше управление помещалось все вместе, и даже была еще общая комната, из которой мы сейчас же сделали кают-компанию для приема гостей. У подъезда нашего дома мы поставили садовую скамейку, которая получила название завалинки и куда приходили на беседу гости из всех управлений. Сейчас же за нашим домом, который раньше изображал из себя окружной суд, начинался маленький городской сад, расположенный над самым берегом Днепра. Вид оттуда был чудесный, и самый садик очень симпатичный и удобный для прогулок. Наш дом стоял на небольшой площади, на которую также выходили губернаторский дом, где поместился великий князь с начальником штаба и ближайшей свитой. Рядом с домом губернатора, в губернском правлении, разместилась квартирмейстерская часть, а еще дальше, в казенной палате, военные сообщения. Дежурный генерал со своим управлением занимал большую часть нашего дома. Общая столовая поместилась в бывшем кафе-шантане, где остался бильярд, и офицеры, любители этой игры, могли сколько угодно упражняться. Игроки в складчину завели даже маркера.

Жизнь в Могилеве сразу приняла совершенно другой характер, чем в Барановичах. Это был хотя и небольшой город, но все же губернский, с 40-тысячным населением, причем одна треть была евреи. В городе была одна хорошая улица, много приличных домов, красивый собор, построенный Растрелли, и даже музей, где было собрано много предметов, относившихся ко времени церковной унии с католиками. В губернаторском доме, между прочим, жил некоторое время маршал Даву[168] во время похода на Россию.

В Барановичах мы жили очень скучно, но все же общей семьей, а здесь, в большом городе, все куда-то рассыпались. В городе была своя интеллигенция, и сейчас же завелись знакомства. Начался флирт с местными дамами, а более практичная молодежь занялась местными еврейками, которые, кажется, были очень этим довольны. Служба, я думаю, от этого не выиграла, и шпионство, как это и показало будущее, значительно облегчилось. В Барановичах про всякого офицера было известно все, а здесь, за дверями канцелярии, можно было заниматься чем угодно. Этим и объясняется, что в Ставке мог почти целый год состоять заведомый шпион, и никто об этом не подозревал.

Окрестности Могилева были очень живописные. Мы с Даниловым завели обыкновение с 4 до 6 часов ездить на прогулку в автомобиле, собирали грибы, которых было великое множество и которые шли на закуску в Морском управлении. Одной из любимых прогулок была старая мельница на поле сражения Даву с Раевским в кампанию 1812 года.[169] Там стоял памятник, воздвигнутый недавно исторической комиссией с надписью, именующей все наши воинские части, участвовавшие в бою. Генерал Данилов, хорошо знавший это сражение, рассказывал мне, где и какие войска стояли, и весь ход маневров.

С самого приезда в Могилев в Ставке пошли слухи о грядущих переменах, но потом они затихли, и казалось, все пойдет по-старому, но вот однажды, когда я пришел с обычным докладом к генералу Янушкевичу, он мне вдруг сообщил о своем уходе и о том, что вместо него назначается генерал Алексеев. На мой вопрос о великом князе он ответил, что великий князь, вероятно, также уйдет. На другой день все это окончательно подтвердилось. Великий князь назначался наместником Кавказа, а генерал Янушкевич его помощником.[170] Генерал Данилов получал корпус. Я пошел к Данилову и нашел его очень расстроенным. Я постарался его утешить и уверял, что он все равно выдвинется в строю и, наверное, скоро получит армию. Как жаль, что Алексеев и Данилов не смогли работать вместе. Из них двоих могла выйти прекрасная комбинация. У Алексеева был несомненный талант, но он любил делать все сам вплоть до чинения карандашей и, конечно, переутомлялся не в пользу дела. Данилов был прекрасным работником, но его воля требовала подчинения себе и младших и старших. Противоречий он ни в ком не выносил.

В Ставке почти все опечалились происшедшим переменам. Радовались только карьеристы, рассчитывавшие выдвинуться на глазах у государя, но таких, впрочем, было мало.

Государь приехал без всякой помпы и торжественной встречи, а как всегда, при посещении Ставки. За несколько дней приехал генерал Алексеев, и начальники управлений его встретили на вокзале. Речей он никаких не говорил, а со всеми поздоровался и сказал, что очень рад вместе служить.

Великий князь выехал через два дня после приезда государя. Он простился со всеми чинами Ставки в помещении дежурного генерала, где был большой зал, сказал короткую патриотическую речь и ушел, видимо, взволнованный. На вокзале его провожали начальники управлений, но проводы были очень официальными благодаря присутствию государя.