От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

Жаловался он на своего начальника штаба, что он вместо того, чтобы работать, только ухаживает за сестрами милосердия. Про Веселкина сказал, что он им очень доволен и что он его взял лаской. «Он такой человек, что если его попросить, то он все сделает, а если приказать, то ничего». В общем, он надеялся, что с прибытием подкреплений он перейдет в наступление и опрокинет болгар.

В этом он ошибался. К нему прибыли сильные подкрепления, но болгары его опрокинули, и ему пришлось отступать в полном беспорядке.

От Зайончковского я приехал в Констанцу. Очень нарядный курортный город представлял картину полного беспорядка. Все состоятельные жители в панике бежали, побросав свое имущество. По улицам бродил голодный домашний скот, который подбирали наши солдаты и отправляли в свои части. В гавани стояли наш броненосец «Ростислав» под флагом адмирала Паттона[223] и несколько миноносцев. Их назначением было поддерживать левый фланг нашей позиции. Я проехал прямо на «Ростислав».

Адмирал Паттон был очень рад меня видеть. Он мне сообщил, что в Констанце стоять было бы неплохо, если бы не постоянные налеты аэропланов, которые ежедневно делали визиты и сильно разрушали город. В «Ростислав», впрочем, пока не было еще ни одного попадания. На «Ростиславе» был очень толковый артиллерийский офицер. Он мне сказал, что благодаря отсутствию практики мирного времени и выработанных методов чрезвычайно трудно использовать надлежащим образом могущественную судовую артиллерию на пользу армии. Он сейчас работал в этом направлении с сухопутными артиллеристами, но боится, что не успеет закончить своей подготовки и что армию собьют раньше. Он просил меня повлиять на генерала Зайончковского, чтобы будущее наступление повелось в охват приморского фланга болгар, с высадкой небольшого десанта в тыл болгарам, как это успешно уже практиковалось на кавказском побережье. Пока что наши миноносцы практиковались в стрельбе по неприятельским позициям, но, вследствие трудности наблюдения, о результатах было судить трудно.

Я перекочевал на «Ростислав» и на другой день рано утром присутствовал при входе в Констанцу пяти больших наших транспортов, привезших пехотную бригаду.

Адмирал Паттон сильно опасался неприятельских подводных лодок и все время сигналами торопил транспорты, которых охраняли миноносцы. Действительно, в продолжение двадцати минут транспорты один за другим вошли к узкую гавань и пришвартовались к пристаням. Сейчас же началась высадка, чтобы успеть убрать с судов всех людей до налета аэропланов, что также удалось очень счастливо. Через час уже все войска были размещены на берегу, и продолжалась только выгрузка грузов. В 9 часов утра я отправился в обратный путь.

Приехав в штаб, я передал просьбу моряков об атаке приморского фланга, но генерал меня рассеянно выслушал и, видимо, был занят чем-то другим.

Впоследствии оказалось, что неприятель обрушился на наш центр, прорвал его, и приморскому флангу пришлось спешно отходить. Те, которые успели отойти на Констанцу, благополучно сели на транспорты под защитой судовых орудий и эвакуировались, а отступившие сухим путем сильно пострадали от атак болгарской кавалерии, и часть их сдалась неприятелям.

У адмирала Колчака, тогда уже командовавшего флотом, был план обороны Констанцы, но, так как заблаговременно не устроили никаких укреплений и войск, отступивших на Констанцу, было очень мало, то пришлось его отбросить. Наши суда очистили порт уже под огнем неприятельской артиллерии.

Тем же путем, как я приехал, так и вернулся в Ставку. Общий смысл моего доклада был тот, что на румын надеяться нечего и нужно рассчитывать только на себя. Генерал Алексеев сейчас же принял меры к усилению наших войск в Добрудже, но они уже прибыли поздно.

Вслед за назначением адмирала Колчака командующим флотом в Черном море контр-адмирал Непенин был назначен командующим в Балтийском море вместо адмирала Канина. Оба эти назначения составили своего рода революцию, так как адмиралу Колчаку было всего 41 год, а Непенину 43 года. Обоим старым командующим нельзя было поставить в вину никаких важных ошибок или промахов, но несомненно, что оба обнаруживали некоторую вялость и, может быть, слишком большую осторожность. На самом деле это было следствием того, что и на море благодаря минам и подводным лодкам война приобрела позиционный характер.