От моря до моря

– Позволь уж мне домечтать, профессор. Через минуту я возьму шляпу и в мгновение ока разрешу проблему китайских иммигрантов.

Однако должен признаться, что улица являла удручающее зрелище. Ей следовало бы кишеть людьми из Бихара*, Мадраса, Конкана*, то есть людьми из нашей Индии.

Затем "Подъем!" и разговор с загорелым человеком, у которого было дело на Северном Борнео. Он владел какими-то пещерами в горах (они, если вам интересно, расположены на высоте девятисот футов), и их заполняли вековые отложения гуано. От его рассказов по телу ползли мурашки.

– Чтобы наладить дела, нам необходимы сотни тысяч рабочих, – сказал он размеренным голосом. – Миллион кули. Они нужны повсюду: на табачных плантациях Суматры, на Яве, но для Борнео, так сказать для провинции, необходим миллион кули.

Приятно потрафить незнакомцу, к тому же я чувствовал, что за моей спиной стоит вся Индия.

– Мы смогли бы предложить вам от двух до двадцати миллионов. Смотря каков спрос, – сказал я, проявляя щедрость.

– Ваши люди никуда не годятся, – ответил человек с Северного Борнео. За индийцем тянется целая деревня, чтобы обслуживать его. Как поставщик рабочей силы Индия нас не устраивает. На Суматре говорят, что ваши кули либо не умеют, либо не хотят ухаживать за табаком как полагается. Для того чтобы развиваться, нам нужны китайцы.

О Индия, страна моя! Вот что значит унаследовать высокую культуру и древний кастовый кодекс. Чужестранцы будут издеваться над твоими детьми, как над людьми бесполезными за пределами своих перенаселенных провинций. Здесь открывается возможность для применения рабочих рук – дверь, которая ведет к сытым желудкам, и через эту дверь десятками тысяч вливаются иные люди (желтые, с косицами-хвостами), тогда как в Бенгалии образованный туземный редактор вопит о "жестокости", стоит нам переселить несколько сот бенгальцев на несколько сот миль, в Ассам*.

Глава VI

О хорошо одетых островитянах Сингапура и их развлечениях; автор доказывает, что все английские поселения как две капли воды похожи друг на друга; рассказывает, как чикагский еврей и американский ребенок могут отравить самое безоблачное настроение

Мы неразделимы,
Мы одно: в усердии,
В вере и надежде
И в милосердии.

Когда приезжаешь в незнакомое английское поселение, в первую очередь необходимо нанести визит его обитателям. Я пренебрег этой обязанностью и предпочел общаться с китайцами вплоть до воскресенья. В воскресенье же я узнал, что весь Сингапур отправился в ботанический сад послушать светскую музыку.

Там собираются англичане, которые живут на острове. Ботанический сад был бы весьма кстати в Кью*. Однако, когда знаешь, что сад – единственное место отдыха, туда не слишком-то влечет.

Там собрана растительность всех тропических областей, а оранжерея с орхидеями покрыта тонкими деревянными планками, для того чтобы уберечь растения от прямого солнечного света. В оранжерее содержались белые, словно восковые красавицы с Филиппин и из Тропической Африки. Они были полуслизняками и, очевидно, добывали себе пропитание из собственных деревянных табличек. Внутри оранжереи и снаружи не ощущалось ни малейшей разницы температур. Тяжелый, спертый воздух был насыщен испарениями, и я не пожалел бы месячного оклада (давно не получаю месячного оклада) за добрый глоток удушливо-жаркого воздуха, приносимого ветром из песков Сирсы*, или за воздух пыльной бури в Пенджабе. Готов отдать в придачу все эти растения, покрытые испариной, и даже древовидный папоротник, который потел, издавая странные звуки.

Когда я особенно остро ощутил то неизмеримое расстояние, которое отделяло меня от Индии, до экипажа донеслись тихие звуки музыки, и мы очутились в обыкновенном индийском поселении. Оно было меньше, чем в Аллахабаде, зато привлекательнее, чем в Лакхнау*, и господствовало над ботаническим садом, который раскинулся по склону горы и в низине. Административные здания утопали в зелени, столовая наводила на мысль о неторопливом времяпрепровождении за прохладительными напитками, неподалеку маршировал английский оркестр. Это и был наш милый мирок.

Среди прочих обращали на себя внимание красивая светловолосая мемсаиб* с блестящими манерами и другая, пухленькая мемсаиб, которая охотно заговаривает с незнакомцами и вообще держится со всеми на дружеской ноге. Там были старая дева, которая недавно вернулась из Англии, и отъевшийся на бобах холеный субалтерн в легком френче и с фокстерьером. На скамейках сидели толстый полковник и тучный судья, жена инженера, купец и его семейство. Я где-то видел этих людей, и мужчин, и женщин, и, если бы не незначительное обстоятельство, что мы были совсем незнакомы, я бы приветствовал их как старых друзей. Я догадывался, о чем они говорили, заметил, как они украдкой разглядывали кто во что был одет, видел, как молодые люди сновали по площадке, стараясь оказаться рядом с девицами, и услышал: "Вы так думаете-с?" или "Не совсем так-с", что приличествует учтивому обхождению.