От моря до моря

Повернув от моря, дорога привела нас в сосняк Теога и к рододендронам Симлы (правда, здесь их называют азалиями). Дождь лил не переставая, словно был июль в горах, а не апрель в Гонконге.

Кстати сказать, любую армию вторжения, марширующую к Виктории*, ожидает много неприятностей, даже если будет сухо. В горах есть один-два прохода, которыми такая армия может воспользоваться, но разработан особый план, согласно которому она будет окружена и уничтожена именно в этих проходах. Когда, вонзая каблуки в грязь, мне пришлось карабкаться по глиняному склону горы спиной вперед, я пожалел армию вторжения.

Право, не знаю, стоит ли осматривать выложенное гранитом водохранилище и двухмильный туннель, который снабжает Гонконг пресной водой. И без того в воздухе слишком много влаги и нет места для слез, даже когда пытаешься думать о доме.

И все же приезжайте, пройдите тем же маршрутом десяток миль, причем лишь две из них пролегают по ровной местности. Плывите под парами в забытое военное поселение Стенли, пересеките остров и только тогда скажите, приходилось ли вам видеть что-либо настолько же дикое и изумительное по части пейзажа. Я, в свою очередь, отправляюсь вверх по реке в Кантон и не могу оставаться здесь дольше ради создания словесных пейзажей.

Глава X

Япония за десять часов; полный отчет о манерах и обычаях местных жителей; история их конституции; о промышленности, искусстве и цивилизации; кроме того, глава рассказывает о тиффине в чайном домике, где была и О Тойо

Не можешь в воздух вскинуть флаг
Иль в озеро макнуть весло,
Есть украшенья на бортах,
Нет рифм нарушить гладь, нет слов.

Наутро, когда улеглась бортовая качка, не дававшая покоя всю ночь, в каютном иллюминаторе изобразились две высокие скалы, сплошь покрытые зеленью и увенчанные двумя низкорослыми темно-синими соснами.

Под скалами скользила изящная лодка, вырезанная, видимо, из сандалового дерева; над лодкой трепетал похожий на жалюзи парус цвета светлой слоновой кости. Индигово-синий мальчуган с лицом цвета старой слоновой кости тянул какой-то канат. Эти скалы, сосны и мальчик словно сошли с японской ширмы, и я догадался, что Япония существует воочию. Наша "добрая матушка-земля" предлагает нам, своим детям, немало радостей, однако немногие из них могут сравниться с волнением от встречи с новой страной, совершенно незнакомой расой и нравами, непохожими на наши. Хотя все на свете давно описано в книгах, каждый, кто впервые приезжает в такую страну, чувствует себя новым Кортесом. Итак, я в Японии – стране миниатюрных интерьеров и великолепных резчиков, на земле грациозных людей с изысканными манерами, где производят изделия из камфарного дерева и лака, мечи из акульей кожи… то есть я (не так ли говорится об этом в книгах?) оказался среди нации художников. Чтобы убедиться в этом, нам, прежде чем отправиться в Кобе, предстоит задержаться в Нагасаки всего на двенадцать часов, но даже за такое время вполне можно собрать отличную коллекцию впечатлений.

На палубе мне встретился отвратительный человечек, который держал в руках тощую бледно-голубую брошюру. "Вы уже знакомились с Конституцией Японии?* – спросил он, – на днях ее составил сам император. Она абсолютно соответствует европейскому образцу".

Приняв брошюру, я увидел, что это отпечатанная на пятидесяти страницах бумажная конституция. Она была проштампована императорской хризантемой и содержала великолепную схему представительства, реформ, законодательства, шкалу оплаты членам парламента. Однако тщательное изучение этого документа вызывает досаду – до того он напоминает английскую конституцию.

Зеленые сопки вокруг Нагасаки были подернуты легкой желтизной, и мне хотелось верить, что зелень эта особенная и отличается от зелени в иных странах. Опять-таки то были цвета японской ширмы, а о соснах уж и говорить нечего: они были с той же ширмы.

Город едва просматривался со стороны переполненной судами гавани. Он раскинулся у подножия сопок, а его трудовое лицо – испачканная углем набережная была пустынна и блестела лужами. Бизнес в Нагасаки (чему я очень обрадовался) находится в стадии "самой малой воды". Японцам не стоит связываться с бизнесом.

Когда я сошел на причал и молодой джентльмен с никелированной хризантемой на фуражке и в отвратительно сидевшем немецком мундире сказал на безукоризненном английском языке, что не понимает меня, мое хорошее настроение улетучилось. Это был японский таможенник. Продлись наша стоянка дольше, я наверняка прослезился бы над этим гибридом, этой помесью немца, француза и американца, этой данью цивилизации. Все японские чиновники, начиная с полиции и выше, по-видимому, поголовно одеты в европейское платье, которое им явно не по фигуре. Я думаю, что микадо изготовил эти мундиры одновременно с конституцией. Их подгонят в свое время.