С небрежностью, достойной порицания, мой голубоглазый друг подсмотрел имя своей жертвы в списке гостей отеля, но прочитал Индию как Индиану. Ему и в голову не пришло, что англичанин может пересекать Соединенные Штаты с запада на восток, вместо того чтобы следовать обычным маршрутом. Я опасался, как бы от восторга, вызванного моей отзывчивостью, он не стал расспрашивать меня про Нью-Йорк и Виндзор. Он на самом деле предпринял кое-что в этом направлении, спросив раза два что-то о некоторых улицах, которые (как я догадался по его тону) были далеко не фешенебельными. До чего утомительно беседовать о неизвестном Нью-Йорке, находясь в почти незнакомом Сан-Франциско. Однако мой приятель оказался снисходительным человеком и, уверив меня, что я пришелся ему по душе, уговорил попробовать каких-то редких напитков в нескольких барах. Я принимал угощение с благодарностью, также как и сигары, которыми были набиты его карманы. Он предложил показать мне жизнь города. Не желая смотреть потасканную пьесу снова, я уклонился от предложения и получил взамен дьявольской лекции еще большую дозу грубой лести.
Странно скроена душа человека. Я догадался, что передо мной лжец, лениво дожидался финала и в то же время, когда незнакомец бормотал мне комплименты прямо на ухо, испытывал тихое волнение удовлетворенного тщеславия.
– С первого взгляда видно, что вы – мудрый, дальновидный, искушенный в мирских делах человек, – продолжал он. – О таком знакомстве можно только мечтать. Вы пьете из чаши жизни, не теряя головы.
Это льстило мне и в какой-то степени заглушало подозрения. Потом мой голубоглазый друг обнаружил (он даже настаивал на этом), что у меня есть вкус к карточной игре. Последнее получилось довольно неуклюже, в чем отчасти я был сам виноват, так как слишком поспешно согласился с ним, лишив шанса показать актерское мастерство. Я склонил голову набок, изображая святую мудрость, и, ужасно перевирая, стал цитировать карточные термины. Ни один мускул не дрогнул на лице моего друга (он умел держаться), и через пять минут мы заскочили (снова мимоходом) в некое заведение, где играли в карты и свободно распространялись лотерейные билеты штата Луизиана.
– Сыграем?
– Нет, – отрезал я. – Не испытываю к картам ни малейшего интереса. Однако предположим, что я сел бы за стол. Как вы и ваши друзья взялись бы за дело? Пошли бы в открытую или попытались напоить? Я – газетчик и был бы весьма признателен, если бы меня просветили по части срывания банка.
Мой голубоглазый друг крыл меня почем зря, призывая своих святых козырных и некозырных валетов. Он даже припомнил сигары, которыми угощал меня. Когда шторм миновал, он все объяснил. Я извинился за то, что испортил ему вечер, и мы недурно провели время. Неточность, провинциальность и поспешные выводы – вот те углы, которые выпирали наружу, выдавая его. Однако он отомстил мне: "Как бы я стал играть с вами? Судя по той чепухе, которую вы несли, я играл бы в открытую и наверняка ободрал бы вас. Стоило спаивать! Вы ни черта не смыслите в покере. Не могу простить себе одного: как я мог ошибиться?" Он посмотрел на меня так, будто я нанес ему оскорбление.
Теперь-то мне известно, как изо дня в день, из года в год шулер, играющий на доверии (этот мошенник с краплеными картами), овладевает жертвой в заморских странах. С помощью лести он парализует ее, словно змея – кролика.
Этот случай испортил мне настроение, напомнив, что невинный Восток остался далеко позади и я нахожусь в стране, где не следует разевать рот. Даже отель пестрел печатными предупреждениями, где говорилось, что двери необходимо хорошенько запирать, а ценности хранить в сейфе. Белый человек стадом – плохой человек. Оплакивая разлуку с О Тойо (тогда мне и в голову не приходило, что мое сердце будет обливаться кровью), я заснул в шумном отеле.
На следующее утро я вступил во владение наследством с отсроченным платежом. В Америке нет принцев (по крайней мере с коронами на головах), но некий великодушный член некой королевской фамилии получил мое рекомендательное письмо. Не успел завершиться день, как я стал членом двух клубов и был приглашен на всевозможные обеды и приемы. Этот принц (да сопутствует успех его финансовым предприятиям) не имел никаких оснований (так же как и его друзья, тоже принцы) появляться в свете ради еще одного британца, однако он не успокоился до тех пор, пока не устроил для меня все, что только может предпринять любящая мать для своей дочери-debutante.