Он остановился и сбился с мысли. Сделал глоток. Закурил. И пока любовался далёкими фейерверками, стал представлять, чем они займутся после того, как выспятся. Это будет завтра, наверное, уже ближе к вечеру. Об этом приятно было думать. И ему захотелось оттянуть этот момент. Он выбросил окурок, поднял воротник куртки и двинулся дальше. Проспект длинный. Километра четыре по нему топать, если не больше. По правую руку тянется парк. Потом начнутся какие-то склады, заводы… А там уже недалеко. По объездной аллее где-то с километр — и платформа. Интересно, окажется там кто-нибудь ещё? Новый год — интересный праздник. Кажется, что все — просто все до одного! — должны быть около ёлки, с шампанским и мандаринами. Ну, те, что ведут электричку или метро, — это понятно. Или, там, на заправке неудачно в смену попал… А те, кто едет пассажиром в той же электричке? Или подъезжает заправиться? Неужели есть такие? Как-то не верится.
Тёмное месиво парка справа кажется бесконечным. На этой стороне проспекта ничего нет. Только фонарные столбы и редкие остановки. Вот уж действительно параллельное измерение. На следующей он выкинул в урну пустую бутылку и присел на лавку покурить. Металлическая лавка морозила ляжки. Он привстал и подоткнул куртку. Хотелось пить. Фонарь со столба ярко освещал полуоткрытую прозрачную коробочку остановки, и он, на секунду глянув на эту картину со стороны, почувствовал себя замёрзшей рыбой в аквариуме. Но вместо того чтобы позабавиться, он почему-то испугался. Быстро встал и пошёл дальше. До конца парка было ещё далеко.
Ещё через остановку его опять потянуло присесть. Хмель быстро выходил с испариной, оставляя в теле ощущение лёгкой дрожи, которую он списывал на холод. Ужасно хотелось пить. Можно было перейти на другую сторону проспекта и поискать магазин, но это бы нарушило его план. Сбило бы направление. Лучше дотянуть до платформы. Возможно, ближе к концу и на этой стороне что-нибудь попадётся. Он встал с лавки и глянул вперёд. До конца парка, где начиналась хоть какая-то жизнь, оставалось ещё несколько длинных остановок.
Опять поднялся ветер. И пошёл снег.
А если ближайшая электричка будет только часа через два или три? И вообще, что они там делают с расписанием в новогоднюю ночь? Да неважно. Надо дойти. Там и будет понятно. Он помахал руками, разогреваясь. В животе заурчало. Сейчас бы оливье мисочку и горяченького чего-нибудь. И чаю. Большую, его любимую, кружку чаю с лимоном. Очень сладкого…
Надо добраться до платформы. Что он, на самом деле?! Люди в экспедиции на ледники ходят! А тут чуть больше часа по городу прошлёпал — и уже всё? Нет уж!
Не дойдя до следующей остановки, он присел на корточки под фонарным столбом, спиной к ветру, и достал сигареты. Прикурив, он спрятал в ладонях огонёк зажигалки и долго смотрел, как тот изнутри подсвечивает замёрзшие пальцы, делая их красными. Пока не обжёгся.
Чёрт, как хочется есть! Знал бы, что так всё обернётся, так хоть тот кусочек лазаньи завернул бы и с собой взял! Он встал и оглянулся по сторонам. Проспект был пуст. Только машина такси неслась куда-то, хитровато поблёскивая шашечками на крыше. Где-то за парком громыхали невидимые салюты. Он потоптался с минуту. А потом, вспомнив, что с другой стороны парка живёт один из приятелей, перелез через сугроб и быстро пошёл в ту сторону.
Стена
При просмотре таких уже «старых» по сегодняшним меркам кинолент, как «Хороший, плохой, злой», «Кин-дза-дза», соловьёвской «Красной розы…» и даже досталевского «Облака-рай», мне всё чаще приходит в голову мысль, что духовная ценность мистерии обратно пропорциональна себестоимости её демонстрации. Кто-то может воспринимать их как фарс или пародию. Но в первую очередь — это мистерии. Это истории Духа. Увиденные его глазами и рассказанные от его имени. От имени той самой, трепетно искомой науками и религиями мира первичной, элементарной, неделимой частицы нас.
Легенду о Стене я услышал от своей новой знакомой.
Не то чтобы я вызывал у людей безотчётное желание немедленно поделиться со мной сокровенными мыслями или фактами биографии, скорее это было стечением обстоятельств.