От мужского лица (сборник)

— На этом месте мамин рассказ прервался. Это был первый из долгой череды таких вечеров, и поэтому я хорошо его помню до сих пор. Я долго не могла заснуть и всё думала: «Если в мире бывают такие чудеса, то о чём тогда может рассказать древняя легенда?! Такая древняя, что при одном взгляде на неё можно моментально состариться и умереть…» Вот такая я была чувствительная девочка. Тебе смешно?

— Нисколько. Тем более что ты, похоже, такой и осталась. — Маша внимательно посмотрела на меня, но промолчала.

— Давай-ка ещё по глоточку, — предложил я, немного смутившись от незнакомого доселе чувства. Я плеснул в стаканчики, и мы выпили.

— Странный какой-то выходит сюжет у этой истории, — сказал я через минуту. — Ты не находишь? Некоторую схожесть: стена — это барьер, барьер — это порог, порог — это…

— Если ты сейчас углубишься в рассуждения, — перебила меня Маша — то, зная твою любовь к созерцательному типу размышлений, можно предположить, что конец истории тебе придётся дослушивать уже дряхлым стариком.

— А ты? — Мне не удалось избежать ответной иронии.

— Я?! Ах ты, мерзавец! Разве ты не знаешь, что я буду вечно молодой! — Надо признать, ей удалось отвлечь меня от навязчивого желания порассуждать на тему совпадений. Я готов был слушать дальше.

Рассказ второй

— Так вот… Что хотела сказать принцесса? Принцесса хотела сказать, что её нисколечко не затруднит продолжить свой рассказ, если вредный дряхлый старикашка готов продолжить просто слушать. — Маша вопросительно посмотрела на меня.

— Старикашка готов.

— Вот и славно. Кстати, ты ничего не сказал по поводу «принцессы»! Ладно, я прощаю тебя. Просто так меня называла мама, когда хотела сказать что-то особенно важное. Она пыталась объяснить мне сначала, кто такие эти принцессы, но я не совсем понимала. Хотя кое-что, как мне теперь кажется, улавливала… — на секунду она задумалась. — Как ты считаешь, я Принцесса?

— Без сомнения.

— Значит, ты знаешь, кто они такие?

— Боюсь, что так же, как и ты, — на уровне ощущений. Но они подсказывают мне сейчас, что принцессы должны были быть в точности такие, как ты.

— Я всегда это знала! — В полумраке мне показалось, что Машино лицо засветилось. — Ведь совсем не главное знать что-то досконально, правда? Иногда можно просто довериться внутреннему чувству… Ладно, потом. А то я собьюсь… В общем, следующий день я провела, выдумывая истории одна страшней другой. Как я уже говорила, одно слово «древность» в моих фантазиях к вечеру превратилось во что-то совершенно недоступное моему разуму. Так что если мама по каким-то причинам не смогла бы рассказывать мне свою историю дальше, то я наверняка сошла бы с ума. Но ничего не приключилось, и вечером, свернувшись калачиком под одним с ней одеялом и закрыв глаза, я приготовилась слушать продолжение.

Странное, гипнотическое воздействие произвели на меня слова, с которых мама начала свой рассказ в тот вечер:

«“…никто и ничто, два из одного; не достигнет другого; будет вечною стена; но будет познана слабостью; и всё станет вновь; и змея проглотит свой хвост; и будет…” — гласило древнее пророчество, оставленное человеком, чья судьба осталась неизвестна.

Говорят, когда-то в одном из Городов была найдена книга, все поля которой были исписаны подобного рода текстами. А вместо подписи внизу каждой страницы, рядом с её номером, стояло: «Откровения Шута Горохового». Упоминание о Стене в одном из текстов заставило нашедших эту книгу людей более внимательно отнестись к записям. Все они были переписаны, истолкованы, но главным пророчеством всегда считалось именно это.

Правда, что означало словосочетание «шут гороховый», досконально истолковать так и не удалось. Поэтому со временем все стали говорить просто: «Пророчество Шута».