От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе

К тому же коммерческим и промышленным сословиям обычно не удавалось дать городам стабильные и беспристрастные учреждения власти. Рабочие-демократы или буржуа-аристократы имели в своих душах только одно общее чувство — муниципальный патриотизм, который часто побуждал ее с достойным восхищения усердием хранить автономию, величие и славу их городов. Но повсюду, кроме тех городов, где было установлено смешанное правительство, для администрации был характерен кастовый эгоизм, совершенно противоположный чувству справедливости и истинному равенству. Они добивались монопольного владения властью и должностями то от имени буржуазии, то от имени народа. Их деспотическое правление в одних случаях было направлено против богатой буржуазии, в других действовало во вред ремесленникам и наемным рабочим. Сами рабочие, когда одерживали верх, тоже не ограничивались подавлением буржуазии, но разрывали в клочья и друг друга. Каждый класс во время своего правления учитывал одни только собственные интересы, а потому старался руководить трудом и регулировать производство, иногда распределяя богатства страны так, чтобы было выгодно именно ему. В буржуазной и в пролетарской среде проявлялись одни и те же склонность к интригам и жажда власти. Буржуа при распределении муниципальных должностей часто давали богатству преимущество перед талантом, а пролетарии слепо верили самым недостойным авантюристам и самым лживым демагогам. В Париже они провозгласили своим вождем скорняка, в Генте уличного певца, а в Льеже мостильщика улиц. Ни то ни другое сословие не умело поддерживать порядок и честность в своих делах.

О том, чтобы преодолеть узость своих взглядов, порожденных прежней городской экономикой, они тоже даже не думали. У них была лишь одна идеальная цель — сохранить и расширить привилегии лишь одного их города и различных групп его населения. Поэтому они были готовы защищать свои коммерческие и промышленные монополии даже силой оружия. Брюгге объявил своим исключительным правом торговлю шерстью и пряностями в Нидерландах, Гент — торговлю зерном, а Мехелен — солью и рыбой. Экономическое соперничество сталкивало в борьбе Венецию и Геную, Брюгге и Слёйс, Гент и Брюгге, Мехелен (Малин) и Антверпен, Дордрехт и Амстердам, Париж и Руан. Иногда город стремился создать себе только ему подвластную территорию — область его колониального или коммерческого господства. Так Гент, Ипр и Брюгге поступили во Фландрии, Генуя в Лигурии, Флоренция в Тоскане, Венеция в Ломбардии, а Барселона в Каталонии. Повсюду города подчиняли себе соседние с ними сельские территории и старались превратить живших там крестьян в своих послушных поставщиков, при этом запрещая им заниматься какими бы то ни было ремеслами, оберегая права союзов городских ремесленников.

Этим города открыли путь для власти верховных правителей, которая вторглась в их жизнь и занялась восстановлением порядка и социального равновесия в городах, но для этого взяла их под более или менее строгий контроль. Однако и эта новая власть, в свою очередь, спровоцировала новый ряд революционных выступлений своей склонностью становиться на сторону богатых слоев городского общества, насильственными изменениями налоговой политики городов и произволом своих администраторов. Самыми знаменитыми из этих восстаний стали те, которые произошли в крупных городах Франции и Нидерландов. В Париже в 1356 и 1358 гг. восстание, вождем которого был богатый торговец тканями Этьен Марсель, получило поддержку главным образом от торговой буржуазии и гильдий ремесленников, которые оказали помощь в знаменитый день 22 февраля 1358 г. и под влиянием которых были составлены некоторые статьи великого декрета о реформе, который стал попыткой искоренить злоупотребления королевской администрации.