Читаем От наукоучения - к логике культуры (Два философских введения в двадцать первый век) полностью

136 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1975. С. 311, 356.

137 Достоевский Ф.М. Собр. соч. В 12 т. М., 1982. Т. 12. С. 225 - 226.

138 Достоевский Ф.М. Собр. соч. В 12 т. М., 1982, Т. 12. С. 228.

139 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского, М., 1972. С. 105.

140 Понятие "регулятивной идеи" дано здесь в смысле, близком к определениям Канта, но совершенно в другом контексте.

141 Поскольку образ такого "в-(о) круге-храма-бытия" (в округе... во круге...) более труден, чем схематизмы трагедийного и романного (см. ниже) остранения жизни индивида, назову - очень разноплановые - произведения, что стали для меня особенно значимы, чтобы войти в образ средневековой поэтики личности. Это: Августин Бл. Исповедь. Монологи. Кн. 1 и 2; Флоренский П. Иконостас; Данилова И.Е. От средних веков к Возрождению; Сложение художественной системы картины Кватроченто. М., 1975. Ряд книг из истории средневековой архитектуры (названий не привожу, возможно взять любое, достаточно фундаментальное издание); Цветаева А. Сказ о звонаре московском (( Москва. 1978. ? 7; В образы средневекового бытия вводили меня также: Стихотворения Р.М.Рильке; Мандельштам О. Разговор о Данте. Стихотворения. О поэзии и др.

Более детально анализ средневековой поэтики личности развит, как я уже писал, в моей книге "Идея личности - идея исторической поэтики". Но поскольку эта работа только еще подготовлена к печати, прямые ссылки на нее невозможны.

142 См.: Ярхо В. Древнегреческая трагедия. К вопросу об исторической специфике (( Вопросы литературы, 1974. ? 7.

143 Тезис...

144 Антитезис...

145 Софокл. Трагедии. М., 1958. С. 148 - 158.

146 Поэты лирики Древней Эллады и Рима. М., 1955. С. 50.

147 Тезис...

148 Антитезис...

149 Если только не учитывать, что и сам мой анализ (его формы и его суть) порожден именно в этом (XX век) "горизонте личности".

150 Идея разума (философской логики) культуры в моих работах имеет особое значение. Именно этим я, собственно, и занимаюсь. См. специально: Галилей и логика мышления Нового времени//Цивилизация и механика. М., 1979.

Но здесь для меня существеннее не столько философская логика, сколько поэтика культуры, во всяком случае - "феноменология духа" культуры. И только в этом плане формируется (в данной части) идея разума.

151 Это перечисление - "апория", "антитеза", "антиномия"... - дано только как заявка проблемы. Логическое определение указанных форм противоречия см. в других моих работах, а историко-культурный анализ соответствующих форм сопряжения основных регулятивных идей - впереди... - в новых работах. Здесь - это только слова. Но слова - как затравка - необходимые.

152 Ср. в совсем другой поэтике, но также в поэтике (и нравственности) XX века: "...об артистизме ничего не скажу, тут если не мое богословье, то целый том, не поднять" (Б.Пастернак) (Дыхание лирики. Из переписки Р.М.Рильке, М.Цветаевой и Б.Пастернака в 1926 году//Дружба народов. 1987. ? 6, С. 252).

153 Гинзбург Л. Литература в поисках реальности. С. 312 - 322.

154 Здесь "лирика" - это не поэтический жанр, но определение основ поэтики XX века. Пабло Пикассо или Марк Шагал воплощают суть лирики нашего времени не менее, чем Осип Мандельштам или Марина Цветаева. Правда, в XIX веке, и вообще в Новое время, идея автора также крайне существенна, но совсем в ином смысле. В Новое время автор порождает свою, романно остраненную и "закругленную" (в посмертный "дефис") биографию. В XX веке реальная, живая, хаотическая биография создает, рождает Образ Автора ("Владимира Маяковского" или "Марка Шагала"). Это во-первых. И во-вторых, этот момент изобретения обратим, заторможен и - становится предметом изображения и воображения.

155 Слово Н.Я.Мандельштам.

156 Дыхание лирики (( Дружба народов. 1987. ? 6. С. 352.

157 Вот одно из гениальных изображений этой нравственно-поэтической перипетии: "...двойственность, без которой нет жизни, ...горе подкатывающих к сердцу и к горлу качеств - родных, именных, тех же, что во мне законном, но излившихся за мои контуры, весь век барабанящих по периферии.

Из них построен мир. Я люблю его. Мне бы хотелось его проглотить. Бывает, у меня учащается сердцебиенье от подобного желанья, и настолько, что на другой день сердце начинает слабо работать.

Мне бы хотелось проглотить этот родной, исполинский кусок, который я давно обнял и оплакал и который теперь купается кругом меня, путешествует, стреляется, ведет войны, плывет в облаках над головой, раскатывается разливом лягушачьих концертов подмосковными ночами и дан мне в вечную зависть, ревность и обрамленье... Это опять нота единства, которой множество дано в озвучанье, для рожденья звука, на разжатых пястях октав. Это опять парадокс глубины.

Боже, до чего я люблю все, чем не был и не буду, и как мне грустно, что я это я. До чего мне упущенная, нулем или не мной вылетевшая возможность кажется шелком против меня! Черным, загадочным, счастливым, отливающим обожаньем. Таким, для которого устроена ночь. Физически бессмертным. И смерти я страшусь только оттого, что умру я, не успев побывать всеми другими...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное