Нет, пока Мистраль не уступит первым, Ири ни за что не признается ему. Не откроет эту дверь. Вход в настоящего себя, лишённого собственной приевшейся фальши благоразумия, позволяющего миру сходить с ума ради собственного удовольствия, но это не значит, что Ири точно такой же безумец. Совершенно не обозначает, что он не видит и не замечает или не понимает ситуации.
Он понимает, всё прекрасно понимает, но иногда так сложно найти слова, что бы объяснить самое очевидное.
Сказать другому человеку: Я люблю тебя. Верь мне.
Не заставляй меня сражаться с тобой. Ведь видит бог, я этого совершенно не желаю, не хочу, но...
Не могу принять отношения, в которых и ты и я заранее придумали и прописали правила поведения для другого; всерьёз рассчитывая, что они будут приняты?
Не жди, что я стану честен с тобой. До тех пор, пока для тебя всё это игра, Мистраль, ты получишь в ответ, только игры.
Игры в меня, в тебя, в нас. Детство, шутки, смех, серьёзность и несерьёзность - всё, что составляет суть человеческих отношений, но в этих отношениях никогда не будет меня, потому что тебя в них тоже нет.
Мы разменяли любовь на сделку, заключили компромисс с собственным разумом и удобством существования, а теперь это смешно видеть и понимать, попытки выстраивать домики, в которых ни один из нас не станет жить.
Если бы взглядом можно было прожигать дыры, Мистраль представлял бы собой обугленное решето.
А кроме взглядов и шипения, противопоставить оказалось нечего.
Что бы Ири не думал по этому поводу, как бы Мистраль не вынуждал его отреагировать, он не настолько лишился рассудка, что бы пойти на публичный скандал.
- Ири, нам следует поговорить, - оценив его состояние, мягко подытожил Мист. - Я надеюсь, что поразмыслив, ты согласишься составить мне компанию, и покинуть место, где мы привлекаем внимание.
- Потому что если ты откажешь, я применю силу, и мне абсолютно безразлично, как это скажется на репутации. У тебя есть десять секунд на обдумывание. Время пошло!
- Угрозы и шантаж? Дипломатия твой конёк, Мистраль? - Ири презрительно дёрнул плечом, и предпринял очередную отчаянную попытку незаметно освободиться, не превращая борьбу в спектакль и бесплатное развлечение для любопытных глаз.
К его досаде коридор оказался полон народа. И хотя студиозы старались не фиксировать на них излишнее внимание, любому становилось ясно, за ними наблюдают с жадным интересом, и постыдная сцена имеет десятки свидетелей.
Но похоже, в последнее время, Грандину сделалось абсолютно наплевать, на это, и множество других вещей важных и значимых, до встречи с Аром.
И все эти слова...
И сломаться как личность. Перестать уважать самого себя, за то, что уступил, изменился, пошёл на поводу.
Вырвать собственные глаза, что бы не видеть позора, уши, что бы не слышать осуждения, сердце, что бы не болело от понимания, что это бессмысленно, что вот он угол в который почти упёрся лбом и бьёшься головой раз за разом понимая, что саморазрушение это не то, к чему ты стремился, но не можешь не заниматься им, потому что чужая суть уже вклеилась в тебя, оплела корнями и не желает отпускать. Ни отпускать, не подчиниться, ни понимать тебя. И всё что остаётся это убить, сломать, разрушить, потому что он не позволит этому разрушить себя.