От ненависти до любви

– Осторожнее, – предупредил он. – Мы уж как-нибудь сами управимся.

– Машину придется толкать, – сказала я строго. – Я переберусь на место водителя. Отвернитесь, а то я в юбке.

Замятин удивленно приподнял одну бровь. Только теперь я заметила, что ее перечеркнул тонкий, как ниточка, шрам.

– Я отвернусь, – сказал он, – хотя сквозь стекла все равно ничего не видно. – И улыбнулся.

Я захлопнула дверцу, а затем задрала повыше юбку и перелезла на место Севы. Замятин направился к нему навстречу, чтобы помочь справиться с мокрой, в клочьях лишайника лесиной, которую тот, чертыхаясь, тащил на плече.

Мужчины поднесли ее к луже. Лесина оказалась слишком длинной и сучковатой, и они какое-то время тщетно пытались затолкать ее под колеса. Наконец Сева взялся за топор, пытаясь отрубить верхушку. Он перемазался с головы до ног, но уже не обращал на это никакого внимания. Замятину тоже досталось. Лицо его вспотело и покрылось грязными разводами.

Лезвие топора отскакивало от мокрой древесины, как мячик.

– Ну, паскуда! – в сердцах ругнулся Сева и оттолкнул ногой лесину. – Листвяг попался. Надо что-то другое поискать.

– Наруби лапника, – посоветовала я из машины.

– Где тот лапник, а где я, – с досадой отозвался Сева. – Гляди, тут до макушек все ободрали. Самое гиблое место – Глухая Падь. И хворост весь подобрали. Да, дорога, – почесал он в затылке, – видно, дьявол ее мостил за грехи наши тяжкие!

– Как же мы ночью эту яму проехали? – спросила я с недоумением. – Даже не заметили.

– После нас тут лесовозы прошли, – раздраженно пояснил Сева. – Разбили все в хлам, чтоб им колеса оторвало!

– Лес возят? – поинтересовался Замятин.

– То, что от него осталось, – буркнул Сева. – Москвичи все леспромхозы в округе скупили. Лес валят, что бреют. Заметь, о восстановлении речи не идет, зато все подчистую, вплоть до опилок вывозят. В Китай! И никто им не указ, даже прокуратура. – Он посмотрел на небо и с досадой сплюнул в лужу: – Опять туча заходит, чтоб ей пусто было!

Я проследила за его взглядом. Туча еще не закрыла солнце, но краем уже зацепила горы. Едва слышно порыкивал гром, мелькали багровые сполохи. Приближалась гроза, в лесу – сущее бедствие. Хорошенькая перспектива попасть в переделку посреди грязной лужи!

«Собираешься в тайгу, одевайся, как в зиму!» – любил повторять мой сосед дед Игнат, по кличке Шихан. Не знаю, откуда пошло это прозвище. Возможно, от слова «жиган», а то и «шихан» – так у нас называют одинокую гору в тайге. Дед подходил под все эти определения. Сколько помню – а появился он в наших краях, когда мне было лет пять, – все время жил бобылем, и был не только хитрым и удачливым охотником, но и мастером баек на все случаи жизни. И так мастерски их рассказывал, что не поймешь, где правда, а где тебя очень ловко разводят. Правда, при чужих людях обычно помалкивал. В селе его считали нелюдимым, но мы с ним дружили. Шихан по-отечески заботился обо мне, и много ошибок в начале службы я избежала благодаря его наставлениям или, как он говорил, «поучилкам». Вчера пренебрегла его заветами, не прихватила теплую куртку, а на ноги надела не кроссовки, а туфли, пускай на низком каблуке, но все же обувь для тайги не приспособленную.

Ветер уже раскачивал кроны деревьев, внизу рокотала река, тайга глухо шумела: первый признак того, что скоро зарядит дождь – и надолго!

– Ничего себе! – воскликнул Замятин и посмотрел на Севу. – Может, в машине отсидимся? А тем временем какой-нибудь грузовик проскочит. Или те же лесовозы вернутся.

– Ага, как мы проскочили! – Сева сплюнул в лужу, затем наклонился и заглянул в машину. – Жива еще?

– Твоими молитвами, – вздохнула я.

Я лучше Замятина понимала, в какую задницу мы попали. Мне снова стало жалко Севиного боевого командира. Но я не подала виду: Олег Матвеевич не похож на человека, который нуждается в жалости, тем более в сочувствии незнакомых женщин.

Сева протер грязные руки замызганным полотенцем и снова посмотрел на небо.

– Придется заночевать в тайге, – сказал он решительно. – Здесь неподалеку заимка охотничья. До нее чуть больше километра. В избушке и печурка есть, и запас дровишек какой-никакой. Обсохнем и согреемся, если какой-нибудь чудило дрова не сжег.

– В лесу без дров не останемся, – бодро заявил Замятин и направился к багажнику.

– То и говорю: худо-бедно переночуем, а завтра как бог подаст! – изрек Сева и открыл дверцу машины: – Выбирайся, подруга, пока нас не прихватило!

Он подал мне руку и дернул на себя, не слишком сильно, но я птичкой перелетела на относительно сухое место. Каблуки увязли в сырой почве. Я представила, во что превратятся мои туфли после ходьбы по таежной тропе.

Видно, мужчины прочитали мои мысли по глазам, потому что переглянулись, а Замятин покачал головой:

– Вы ж через сотню метров без обуви останетесь.

– Что ж делать? – спросила я не слишком вежливо. – Развалятся туфли, пойду босиком!