От ненависти до любви

Я отрицательно покачала головой. Не хватало, чтобы меня приняли за сумасшедшую. В здравом уме не видят привидений.

Замятин мягко улыбнулся и погладил меня по руке.

– Скажите, вы что-то или кого-то видели?

Неожиданно его улыбка успокоила меня.

– Не знаю, – я отвела взгляд, чтобы не прочитать в глазах мужчин насмешку. – Я видела… Свою бабушку. Вернее, это было привидение… В общем, не знаю что. Но она разговаривала со мной… Вернее, я слышала ее голос… Он как бы звучал у меня в голове… – У меня опять перехватило дыхание, и я судорожно всхлипнула. – Ей-богу, не вру. Она велела беречь шкатулку…

– Шкатулку? – в один голос переспросили Замятин и Сева. И снова переглянулись.

Мне это совсем не понравилось. Похоже, они решили, что я не в своем уме.

– Шкатулку, – отрезала я. – И не смотрите так! Крыша у меня на месте! Бабушка говорила о той самой шкатулке, что лежит сейчас в комоде. – Я кивнула в сторону выдвинутого ящика. – Ничего особенного! Шкатулка как шкатулка, для старых документов и фотографий.

– Вы уверены? – Замятин подошел к комоду и взял шкатулку в руки. Он осмотрел ее со всех сторон, простучал костяшкой пальца днище и крышку. – Старая вещь, вон лак потемнел, и трещины кругом… – Он вынул из шкатулки связанные выцветшей тесьмой пачки писем и фотографий, приложил ее к уху и потряс.

– Ничего, – произнес он разочарованно и посмотрел на меня: – Вы давно заглядывали в эти бумаги?

– Недавно, – буркнула я, – часа два назад. Они валялись на полу. Я их подобрала и перевязала. Они так при бабушке хранились.

– Все на месте? – снова поинтересовался Замятин, не выпуская шкатулку. Он продолжал вертеть ее в руках.

– Абсолютно! Не думаю, что они кому-то интересны! Так, милый сердцу хлам!

– Не скажите, не скажите, – задумчиво заметил Замятин. Теперь он заинтересовался узором на крышке шкатулки. И даже попытался поддеть ногтем несколько деревянных завитков.

Сева следил за комбатом с напряженным вниманием. Он заметил, что я наблюдаю за ним, и мигом отвел взгляд. Глаза его недовольно блеснули, и Сева проворчал:

– Чушь собачья! Марье с больной головы что только не примерещится. Выспаться ей надо!

– Что ты зарядил: «Выспаться да выспаться!» – рассердилась я. – Бурчишь, как старый дед! – Я выхватила шкатулку из рук Замятина, но не рассчитала сил, и крышка осталась у него в руках. – Ну, вот! – Я с досадой оглядела шкатулку. – С корнями шарниры вылетели.

– Выбросить ее пора, – скривился Сева. – Другого места не найдешь для бумажек?

Я не успела ответить, потому что меня отвлек Замятин. Меня поразило то, чем он занимался. С заинтересованным видом он крутил крышку в руках, а затем присвистнул и окинул нас победным взглядом:

– А штучка-то непростая, Мария Владимировна! А ну-ка, гляньте, – он протянул мне крышку. – Кажется, с секретом…

И действительно, крышка была полой внутри, вернее, в ней виднелась узкая щель, больше похожая на трещину. Из нее торчало что-то, смахивающее на бумагу. Замятин зацепил ногтями крохотный уголок и вытащил пожелтевший листок.

Он снова присвистнул, покачал головой и поднес бумагу к глазам.

– Какие-то каракули…

И с недоумением осмотрел находку с обеих сторон.

– Дайте мне, – я выхватила бумагу у него из рук.

– Осторожно! – в один голос вскрикнули Замятин и Сева. – Порвешь!

– Не порву! – буркнула я, рассматривая едва заметные каракули.

Они смахивали на старославянские буквы, но были написаны все подряд, без единого пробела, словно писавший их был обеспокоен, что они не уместятся на кусочке бумаги.

– Маша, вы знали о тайнике? – осторожно спросил Замятин.

– Не больше вашего! – я продолжала разглядывать бумагу, пытаясь разобрать, что на ней написано. – Кажется, бабуля тоже о нем не знала.

– А если просто не успела рассказать? – Сева огляделся по сторонам. – Тебя же не было рядом, когда она умирала.

Сева прекрасно знал, как я переживала, что не сумела побыть рядом с бабушкой, когда она умирала. Я даже представить не могла, что она уйдет из жизни так быстро, потому и отправилась на метеостанцию. А тут зарядила пурга, и трое суток мне не удавалось вернуться домой. Конечно, мне тут же сообщили по рации, что бабушке внезапно стало плохо. Инсульт, хотя вроде ничто его не предвещало… Нет, не хочу вспоминать те страшные для меня дни! Я резко перевела дыхание.

– Маша, вам плохо? – Замятин пристально посмотрел на меня.

– Нет, нет, все нормально! – я покосилась на Севу. – Что за бред? Бабушка – хранительница секретов? Да она сама давно хотела эту шкатулку выбросить! И с чего вы вообще взяли, что здесь секреты записаны? Может, любовное письмо какой-нибудь молодухи. Спрятала от мужа… Или купец какой записи вел. Ничего же не разберешь!

– Можно попытаться, – сказал Замятин. – Конечно, специалисты это вмиг прочитают, но почему бы и нам не попробовать? Вон сколько букв знакомых…

– Да Марья что-то знает, – усмехнулся Сева. – Смотри, как вцепилась!

– Ничего я не вцепилась, – огрызнулась я и протянула бумагу Замятину. – А бумагу эту после того, как сделали на ней запись, живицей пропитали. Чтобы не истлела.