От ненависти до любви

– Это мы знали только со слов участкового. К тому времени, когда мы появились на провале, там оставались три плиты, которые валялись в беспорядке. Позже ваш отец отыскал еще с десяток, но тоже не все. Я ж говорил, местные жители растащили их на свои надобности. А раскопки на древнем могильнике недалеко от провала продвигались весьма успешно. Мы обнаружили многочисленные погребения с богатым инвентарем. Это, поверьте, важнее, чем поиски мифических сокровищ. Я бы просто вылетел с работы, если бы пошел на поводу у ваших родителей.

– Мама полностью поддерживала отца?

– Естественно, но тем не менее большую часть времени она отдавала раскопкам на могильнике. Кстати, именно она обнаружила ту самую золотую гривну – знак княжеской власти. В тот же день у нас состоялся крупный разговор с Володей. Мы сильно поскандалили. Я показал ему находку – наглядное доказательство важности раскопок. Он вспылил, обозвал меня ретроградом. Я тоже не сдержался. Пригрозил, что выгоню его из отряда… Володя в сердцах написал заявление… Я его порвал… Словом, разбежались в разные стороны. Вечером он не пришел на ужин, но я видел: Аня отнесла ему миску с кашей в палатку. Она была сильно расстроена, прятала глаза, но я все равно заметил, что она плакала.

Петр Аркадьевич вздохнул и потянулся к трубочке. Затем, взглянув на меня, махнул рукой:

– Да курите уже, Машенька! У меня тут запросто. Ворчать некому.

Он помолчал долю секунду и заговорил снова:

– А ночью произошло и вовсе необъяснимое событие. – Петр Аркадьевич потянулся к бутылке с коньяком: – Надо выпить. Как вы, Маша?

– Выпьем, – кивнула я. – Не помешает!

Петр Аркадьевич разлил коньяк по стопкам. Мы выпили, но старый ученый, не выпуская из рук пустую стопку, снова уставился в стенку над моей головой. Лицо его осунулось, черты лица обострились, и я подумала, что совершаю преступление, заставляя пожилого человека вспоминать о самых неприятных мгновениях его жизни.

– Простите, – сказала я и забрала у него стопку, – может, не стоит вдаваться в подробности? Одно я хотела уточнить. Где находился сейф, из которого исчезла гривна? Кто к нему имел доступ?

– Сейф? – переспросил Петр Аркадьевич. – В моей палатке. Ключ хранился у меня лично. Доступа не имел никто. Вдобавок каждый вечер я опечатывал сейф.

– Но как воры вскрыли сейф? – поразилась я. – Вы так крепко спали?

Петр Аркадьевич закрыл глаза, и мне на мгновение показалось, что ему плохо. Я схватила его за запястье, но он открыл глаза и осторожно освободил руку из моих пальцев.

– Со мной все в порядке, – сказал он тихо и улыбнулся. – Я семижильный старик. Держусь, знаете ли! – Опять помолчал долю секунды. – Сейф, говорите? Не было меня в ту ночь в палатке. И так случилось, что я даже ключи оставил в рабочей штормовке. Но в ту ночь никто не спал… Только ваши родители не вышли из палатки. Я еще подумал: «Ишь, какие гордые! Точно придется отчислять из экспедиции!» – Петр Аркадьевич виновато посмотрел на меня: – Простите, Машенька, но я не мог допустить бунта на корабле. Или ты работаешь со всеми, или – уходи!

– Но что ж все-таки случилось в ту ночь? Новые видения? Голоса? – не слишком вежливо перебила я старика. Он отвел взгляд.

– В ту ночь у нас дежурили и участковый, и три его дружинника. Они пришли засветло. Я еще удивился, с чего вдруг усиленный караул? Но так и не спросил: весь вечер находился под впечатлением ссоры с вашим отцом. А ближе к полуночи, когда все разошлись по палаткам, я тоже направился к себе. Долго не мог заснуть, ворочался, вставал, курил, снова ложился… Затем плюнул, зажег фонарь и занялся экспедиционными документами. Я так зарылся в бумаги, что едва не свалился со стульчика, когда в палатку ворвался участковый. Глаза его были круглыми от ужаса. В руке он сжимал пистолет.

«Петр Аркадьевич, – сказал он, заикаясь, – в роще что-то происходит!»

«В роще?» – удивился я.

Мы выскочили на улицу. Дружинники бросились к нам. Здоровенные парни буквально тряслись от ужаса.

«Что случилось?» – спросил я в недоумении.

«Смотрите!» Участковый вытянул руку в сторону рощи. Над ней полыхало зарево. Очень сильное, вполнеба. Вначале я подумал, что там бушует пожар. Но тотчас услышал низкий рокот. Казалось, он шел из-под земли. Но это был ритмичный рокот, словно кто-то стучал в огромный барабан. Затем на какое-то время звук распался: зазвучали несколько барабанов. Какие-то – глуше, какие-то – громче, отчего сердце у меня забилось в непривычном ритме. Мне стало жутко.

«Шаманы камлают, – тихо сказал участковый. – Большой костер жгут».

Тут я заметил, что сотрудники тоже выбрались из палаток и окружили нас тесным кольцом. Женщины на грани истерики, мужчины выглядели не лучше. И уж здесь-то я не мог показать, что у меня поджилки тряслись не меньше, чем у них.

«Что случилось? – спросил я строго. – Чего всполошились? Местные обряд справляют. Не слышали разве барабанов? Костров не видели? Расходитесь по палаткам! Завтра трудный день!» – Петр Аркадьевич перевел дыхание и едва заметно улыбнулся. – Вспоминаю, и до сих пор – мороз по коже…

– А дальше?