От ненависти

Дыхание стало резким, отрывистым. Душно. Вдруг показалось, что в доме чертовски мало кислорода! Как при приступе…

За какие-то секунды я покинул гостиную, достиг входной двери и оказался на улице. Несколько раз шумно втянул ночной воздух, ощущая, как колотит все тело. И сердце неимоверно стучит, будто пытается вырваться из грудной клетки.

Тяжело.

Собственная реакция застала врасплох. Точно кто-то жестоко ковырнул рану и она закровоточила, хотя я был уверен, что давно зажила!

Нет, Але нечего бояться… Я верил в то, что говорил. Никогда я не причиню ей зла, и дело вовсе не в том, что она стала моей женой… Так я лишь повесил замок на грешные мысли. Но они никуда не исчезли. Они всегда были со мной. И сейчас, когда жена выбила почву из-под моих ног своим признанием, я понял, что чудовище проклинающее род ее крови, не тронет эту невинную душу.

Если можно было как-то искупить вину, если можно было ответить за грехи… Она уже давно ответила. Автоматически попала в безопасную зону. Жизнь Алины и так мало отличалась от ада. Я не посмел бы стать еще одним палачом в ее судьбе.

Образ сестры неизбежно впился в сознание острым жалом. Стиснув челюсть, я закрыл глаза, чтобы не выпустить эмоций наружу. Они собрались комком в горле, обжигающей дрожью в каждой мышце.

Время лечит? Жестокая ложь.

Оно лишь приглушает, но никогда не исцелиться душе после потери близкого человека. Особенно если он ушел в страданиях. Потому что больше не будет шанса унять его боль. Ничего не сделать. Ничего! Остается только жить с осознанием своей беспомощности… Ощущением пепла в сердце.

Сколько бы не смотрел в небеса, сколько бы не ходил на могилу, не разговаривал с ней — это убийственное чувство не слабело. Оно застыло во мне навечно. Чувство невосполнимой утраты, несовершенного возмездия. Мне всегда было мало его смерти… Нам всем было мало! И все же. Даже спустя много лет мои пальцы дрожали от фантомного ощущения железного курка и мысли — я должен был сделать это. Я был просто болен уверенностью, что только так смог бы получить заслуженное облегчение!

Воспоминания, которые я всегда успешно давил начали, как по команде наплывать свинцовыми волнами. В этот раз я не стал лишать их силы и игнорировать. Я принял их и собирался пережить.

Четырнадцать лет назад…

Следуя твердым шагом по вымощенной дороге к особняку, я смотрел прямо перед собой. Краем глаза замечал тела охранников на идеально выстриженном газоне, чувствовал запах пороха, крови в воздухе, но игнорировал все это. Думал только об одном — еще не поздно! Я могу успеть…

У главного входа меня попытались остановить братья отца, но тщетно. Я не собирался проявлять такт или снисхождение. Жестко вывернувшись, влетел в богатую обстановку холла и принялся лихорадочно оглядываться. Буквально нутром почуял, куда идти.

Он — там.

Где слышались приглушенные голоса палачей.

Ахмад был мертв. Лежал животом на полу, в окружении мужчин в черном. Тех, кто давно хотел свести с ним счеты. Когда понял это, душа будто рухнула вниз. Опоздал. Но все равно хотел убедиться наверняка, поэтому подходил все ближе, ничего не замечая и никого.

— Что ты здесь делаешь?

Я столкнулся с взглядом отца преградившего мне путь. Ударил его молчаливым осуждением. Он прекрасно знал «что»! Поэтому и разговаривал так терпимо. Однако упрямо начал выводить меня из зала, где случилась казнь главы клана, многие годы отравляющего этот город своим существованием.

— Нет. Нет!.. — запротестовал я, мотая головой, сопротивляясь.

— Все кончено, Амран. Остановись, успокойся! Все кончено.

Отец припер меня к стене, взял лицо в руку, пытаясь обратить на себя мой нездоровый, бегающий взгляд.

— Почему ты не позволил мне? — осуждающе рыкнул я. — За что так поступил?!

— Я понимаю твой гнев, мальчик, но от этого греха ты бы никогда не отмылся, — непреклонно изрек он. — Мои руки уже не отмыть! И разве я меньше тебя горевал?! Ну, ответь мне?!

Я упрямо опустил взгляд, стиснул челюсть.

— Я знаю, ты думал, что это принесет тебе облегчение. Нет, сын. Это коварная ложь. Возмездие совершено, но что я чувствую — спроси меня? — Он сжал мои плечи, настырно вглядываясь в лицо. — Абсолютно никакого облегчения. Душу греет лишь то, что это животное больше не будет ходить по земле!

Я не поверил ему. Он нарочно пытался ввести меня в заблуждение, отвлечь от соблазна! Я ведь… только спал и жил это мыслью. Она меня заражала каждый день, тлела внутри, ждала своего часа! И он знал об этом.

Ярость и негодование застелили разум. Я вырвался из рук отца, бросил ошалелый взгляд в сторону зала, попятился и зашагал прочь. Подальше — на второй этаж, пока злое внутри не сожрало меня! Там — следуя по коридору — я сносил все, что попадалось на пути. Замер внезапно, потеряв все мысли, когда наткнулся на портрет хозяина дома…

Самодур. Дьявол. Тщеславное отродье!

Рука дрогнула. Я отступил насколько можно, достал пистолет и прицелился.

Бах.

Бах… Бах… Бах…