Также вызывают возражения двусмысленные, похожие на ребусы стихи А. Гитовича, Г. Горбовского, Т. Котович, М. Кривицкого, А. Кушнера, Л. Никольской, Б. Окуджавы, В. Сосноры, В. Халуповича, 3. Штеймана (цитаты из Евг. Евтушенко), Л. Мочалова, А. Мариенгофа, А. Ахматовой.
Причём отдельные из названных стихотворений нацелены против недавних указаний партии по вопросам литературы и искусства.
Особо следует доложить о стихотворении Глеба Горбовского „Зрелость“ (стр. 161). По Вашему указанию оно нами дважды снималось (альманах „Молодой Ленинград“ — 1963 год и журнал „Нева“ № 5 — 1964 год). Теперь это архиупадочническое стихотворение предлагается третий раз. Такую настойчивость автора нельзя расценить иначе, как сознательное протаскивание в печать идейно-порочных произведений. В сборнике есть попросту пошлые произведения (стр. 9, 84–85, 196–197). На мой взгляд, новое стихотворение Сергея Есенина „Тихий вечер“ может быть напечатано в полном собрании его сочинений. Взятое же изолированно оно создаёт превратное представление о большом поэте.
Считаю, что сборник нуждается в серьёзной доработке. Прошу дать указание на возвращение его издательству.
Цензор — Т. Панкреев»[171]
.Можно ли обмануть цензора? Некоторые рецепты из эпохи «застоя»
Благодарю за щелчок цензуре, но она и не этого стоит: стыдно, что благороднейший класс народа, класс мыслящий как бы то ни было, подвержен самовольной расправе трусливого дурака.
Можно. И таких примеров — множество. Многое зависело, с одной стороны, от «хитроумия» автора, а с другой — от уровня образованности и проницательности цензора. Вообще, заметим, малообразованный цензор — благо для автора. Удачная попытка «обвода» цензуры всегда доставляла российскому автору ни с чем не сравнимое удовольствие.
Герой романа Набокова «Дар», alter ego автора, поэт Фёдор Годунов-Чердынцев, задумав написать роман о Чернышевском и «раздумывая над пленением русской мысли, вечной данницы той или иной орды, (…) увлёкся диковинными сопоставлениями». «В России, — размышляет он, — цензурное ведомство возникло раньше литературы; всегда чувствовалось его роковое старшинство: так и подмывало по нему щёлкнуть». Комментаторами «Дара» пока не замечена явная перекличка этого места с приведённой в качестве эпиграфа фразой Пушкина, немало пострадавшего от цензуры, которую он иначе как с дурой не рифмовал. «Деятельность Чернышевского в „Современнике“, — по мнению набоковского героя, — превратилась в сладострастное издевательство над цензурой, представляющее собой и впрямь одно из замечательнейших учреждений наших. И вот, в то время, когда власти опасались, например, что „под музыкальными знаками могут быть скрыты злонамеренные сочинения“, а посему поручали специальным лицам за хороший оклад заняться расшифрованием нот…» (Оборвём цитату, чтобы вновь сделать комментарий: Набоков цитирует распоряжение по Московскому цензурному комитету от 15 марта 1851 года: «Имея в виду опасение, что под знаками нотными могут быть скрыты злонамеренные сочинения, написанные по известному ключу, или что к мотивам церковным могут быть приспособлены слова простонародной песни, и наоборот, Главное Управление Цензуры, для предупреждения такого злоупотребления, предоставило Комитету в случаях сомнительных, поручать известным Комитету лицам, знающим музыку, предварительное рассмотрение музыкальных пьес и о вознаграждении их по мере трудов входить с особыми представлениями в конце года».) Продолжает Набоков: «…расшифрованием нот, Чернышевский в своём журнале, под прикрытием кропотливого шутовства, делал бешеную рекламу Фейербаху». Замечен поэтом и другой приём Чернышевского: в его статьях настаивалось, что он говорит об Италии, — «развращённый читатель знал, что речь о России и крестьянском вопросе»[172]
(вспомним некрасовское: «Переносится действие в Пизу — / И спасён многотомный роман!»).