От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война

Далее газета поясняла: в приложении № 7 оговаривалось, что «Газпром-Медиа» соглашается с тем, что сотрудникам «Медиа-Моста» будет разрешен вынос личных вещей из офиса при передаче его покупателю. (Кстати, тут я должен напомнить, что офис «Моста» ни к какому «Газпром-Медиа» не перешел. Я в нем работал еще несколько лет, поскольку редакция и студия RTVi находились именно в доме 5/1 в Большом Палашевском переулке. Позднее это здание получила компания ЮКОС в счет уплаты долга, который Гусинский имел перед Ходорковским.)

Руководство объяснило нам эту «картину маслом» следующим образом: Лесин и Кох по приказу Путина выкрутили Гусинскому руки, заставив подписать соглашение о передаче бизнеса в обмен на свободу. Но наш хитроумный Одиссей еще за два дня до этого прискорбного момента подписал другую бумагу, которая делала указанное соглашение с «Газпром-Медиа» юридически ничтожным! Кроме того, были организованы и подготовлены многочисленные разъяснительные статьи и программы, в которых Лесина, Коха, «Газпром» и Кремль обвиняли не только в беспрецедентном давлении на независимую телекомпанию НТВ и другие СМИ «Моста», но и в разглашении информации о самом существовании «шестого протокола»!

«В пылу скандала, разразившегося на прошлой неделе, зрителям и читателям государственных медиа могло показаться, что договор от 20 июля и составлявшее неотъемлемую его часть «Приложение № 6» предал огласке «Медиа-Мост», стремясь тем самым сорвать переговоры с кредитором, – писал возглавляемый Сергеем Пархоменко журнал «Итоги». – Однако истина в том, что обнародовали договор как раз оппоненты медиахолдинга!» Через абзац уже был назван и «стрелочник», осуществивший утечку: «Фонд эффективной политики», руководитель которого Глеб Павловский по-прежнему является одним из политических консультантов Кремля!» Это сейчас Глеб Олегович Павловский является желанным гостем «Эха Москвы», «Дождя» и журнала The New Times, а в 2000 году его на порог этих СМИ не пускали. Малашенко настолько сильно ненавидел Павловского, что при одном только упоминании его фамилии начинал бледнеть. Как я понимаю, Игорь Евгеньевич не мог простить Глебу Олеговичу, что избирательная кампания 1999–2000 годов, во время которой уважаемые политтехнологи боролись друг против друга, закончилась именно так, как она закончилась, а не иначе.

«Газпром», естественно, отрицал все обвинения в том, что разглашение факта существования «шестого протокола» произошло по его инициативе. Одновременно со спорами на тему «кто сказал «мяу»?» начался спор, зачем вообще появилось это секретное приложение и почему оно было секретным. Тем более что информация о самой сделке тоже была закрытой. Стороны снова обвиняли друг друга. Сейчас, при трезвом и хладнокровном взгляде на события, становится очевидно, что наша сторона, конечно, пыталась устроить провокацию. Иначе невозможно понять, зачем до подписания сделки с прилагавшимся к ней пресловутым протоколом нужно было сочинять и визировать у адвокатов заявление о принуждении силой? Это можно объяснить лишь одним – Гусинский заранее знал, что откажется выполнять условия сделки по продаже своего бизнеса. Более того, подпись Михаила Лесина под «шестым протоколом», которую сам Лесин и «Газпром-Медиа» воспринимали как жест доброй воли, проявляемой к Гусинскому по его же просьбе, в случае предания этих сведений гласности превращалась в мощнейшее оружие и против Лесина, и против «Газпрома».

Непонятным оставалось лишь одно: почему о «шестом протоколе» наша сторона молчала целых два месяца? Ведь работы по закрытию сделки все это время продолжались. Шли переговоры, открывался банковский счет, куда должны были поступить деньги на имя Гусинского, и т. д. Сам Лесин в интервью журналу «Огонек» на вопрос, почему Гусинский обнародовал эти протоколы лишь спустя два месяца, хотя мог бы добиться куда большего эффекта, сделав это раньше, ответил буквально следующее: «Пьянящий воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку!»