От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война

К сожалению, появление в числе участников «Гласа народа» Игоря Евгеньевича резко снизило темп программы, и на экране снова воцарилась скукотища. Малашенко говорил взвешенно, гладко, ставя вопросы и сам же отвечая на них. «Почему нет реакции на Западе? Ну, во-первых, она – есть, не далее как сегодня посол США в России Александр Вершбоу выражал в эфире «Эха Москвы» обеспокоенность судьбой ТВ-6. Во-вторых, это дело – все-таки больше внутренний российский скандал. Ломается привычная система сдержек и противовесов, и в конце концов итоговое решение останется за элитами и избирателем. Но, если закроют ТВ-6, Россия пройдет развилку по своей дороге в тупик. Хотя, конечно, впереди ее будут поджидать и другие развилки…» Все это было очень правильно, очень содержательно, но безумно скучно. Сорокина пару раз пыталась подстегивать Малашенко, но тот реагировал крайне раздраженно – сразу становилось видно, что он думает о госпоже ведущей, которую некогда так не хотел брать на работу.

Я не случайно больше не вспоминаю о «главных» гостях программы: Немцове, Кохе, Шабдурасулове и Сатарове. Просто они не сказали ничего, что заслуживало бы хоть малейшего внимания. Самую же интересную реплику произнес некий «молодежный журналист», как он сам представился: молодой человек неказистого внешнего вида, с рыжими волосами и жиденькой бородкой. Такой классический разночинец. Он и выступил соответствующим образом: «Нынешняя молодежь потеряла веру в демократию и ищет новые пути. Может быть, даже социалистические. У СПС среди молодежи нет будущего, а Борис Абрамович уже сейчас – просто политический труп!» Все, конечно, стали смеяться, мол, дурачок какой! Березовский фыркнул, что его «не в первый раз хоронят». А мальчишка-то оказался прав, согласитесь? Просто чуть опередил время.

В самом конце передачи Сорокина попросила выступить кого-нибудь из коллег. Нас было всего четверо: я, Лена Курляндцева, Юлька и Ашот Насибов. Мы так рядышком и сидели. Отвечать вызвался я и, как обычно для того времени, выдал тщательно подготовленный экспромт. Все свои публичные выступления я неоднократно проговаривал заранее. И потому, что пишу лучше, чем говорю, и потому, что мне хотелось добиваться наибольшего эффекта. В той передаче я, видимо, произнес свой лучший спич, потому что сейчас каждый раз, когда коллеги-либералы хотят меня уличить в очередном грехопадении, они тычут меня мордочкой в «речь про очередь». В Интернете ее до сих пор можно найти под названием «Прощание Андрея Норкина». Смысл моих слов заключался в следующем. Главный итог уходящего года – появление очереди, в которой стоят политики, бизнесмены, деятели культуры и т. д. Девиз же у стоящих в очереди такой: «Господин президент, пожалуйста, отымейте меня раньше моего соседа, я буду счастлив!» Далее я говорил, что не стою в этой очереди, поэтому лично для себя в смысле профессии ничего хорошего от наступающего года не жду, а всем остальным желаю, чтобы он сложился удачнее. На этом «Глас народа» закончился.

Сегодня, когда меня спрашивают, что это было и как это соответствует моим нынешним, не менее ярким публичным выступлениям, например, по поводу телеканала «Дождь», – я, как настоящий еврей, отвечаю вопросом на вопрос. «Сказал бы сегодняшний я то же самое? Конечно, нет!» И не потому, что мне стыдно за сказанное. И не потому, что я «встал в очередь», как пишут мои глубокоуважаемые критики. Мне не стыдно за сказанное, потому что нельзя стыдиться искренних поступков, нельзя стыдиться собственных убеждений. А я безусловно был убежден в том, что говорил! Просто мой сегодняшний багаж знаний, мой опыт общения и работы с либералами, от олигархов до политиков, мое выкристаллизовавшееся за годы решение не иметь с ними ничего общего дают мне право утверждать, что сегодняшний я просто не участвовал бы в той передаче. И вообще не принимал бы участия в защите бизнес-интересов господина Гусинского. Другое дело, что сейчас немножко обидно чувствовать себя дурачком, которого так откровенно использовали. Ну, тут уж ничего не исправишь.

Глава 20