От Орла до Новороссийска

Движение главных сил Юга к берегам Черного моря советским командованием расценивалось как последний акт борьбы. Сведения о состоянии наших войск, о мятежах, поднимаемых войсками и начальниками – весьма преувеличенные, – укрепляли большевиков в убеждении, что Белую армию, припертую к морю, ждет неминуемая и конечная гибель. Поэтому операция переброски значительных сил в Крым, готовность и возможность продолжать там борьбу явились для советского командования полнейшей неожиданностью. На Крым не было обращено достаточно внимания, и за эту оплошность советская власть поплатилась впоследствии дорогой ценой.

Необходимо было упорядочить и реорганизовать гражданское управление, слишком громоздкое для Крыма. Южнорусское правительство Мельникова⁵⁸, прибыв в Севастополь, попало сразу в атмосферу глубокой и органической враждебности, парализовавшей всякую его деятельность. Правительство – по своему генезису, как созданное в результате соглашения с Верховным кругом – уже по этой причине было одиозно и вызывало большое раздражение, готовое вылиться в дикие формы. Поэтому с целью предотвращения нежелательных эксцессов я решил упразднить Южное правительство еще до своего ухода. 16 марта я отдал приказ об упразднении совета министров. Взамен его поручалось М.В. Бернацкому⁵⁹ организовать «сокращенное численно, деловое учреждение, ведающее делами общегосударственными и руководством местных органов». Приказ подтверждал, что «общее направление внешней и внутренней политики останется незыблемым на началах, провозглашенных мною 16 января в г. Екатеринодаре».

На членов правительства этот неожиданный для них приказ произвел весьма тягостное впечатление… Форму не оправдываю, но сущность реорганизации диктовалась явной необходимостью и личной безопасностью министров. В тот же день, 16-го, члены правительства на предоставленном им пароходе выехали из Севастополя и перед отъездом в Константинополь заехали в Феодосию проститься со мной. После краткого слова Н.М. Мельникова ко мне обратился Н.В. Чайковский⁶⁰: «Позвольте вас, генерал, спросить: что вас побудило совершить государственный переворот?» Меня удивила такая постановка вопроса – после разрыва с Верховным кругом и, главное, после того катастрофического «переворота», который разразился над всем белым Югом.

– Какой там переворот! Я вас назначил и я вас освободил от обязанностей – вот и все.

После этого Ф.С. Сушков⁶¹ указал на «ошибочность моего шага»: за несколько дней своего пребывания в Крыму правительство, по его словам, заслужило признание не только общественных кругов, но и военной среды. Так что все предвещало возможность плодотворной работы его.

– К сожалению, у меня совершенно противоположные сведения. Вы, по-видимому, не знаете, что творится кругом. Во всяком случае, через несколько дней все случившееся станет вам ясным…

Покидал свой пост генерал Хольман – неизменный доброжелатель армии. В своем прощальном слове он говорил: «…с глубочайшим сожалением я уезжаю из России. Я надеялся оставаться с вами до конца борьбы, но получил приказание ехать в Лондон для доклада своему правительству о положении… Не думайте, что я покидаю друга в беде. Я надеюсь, что смогу принести вам большую пользу в Англии… Я уезжаю с чувством глубочайшего уважения и сердечной дружбы к вашему главнокомандующему и с усилившимся решением остаться верным той кучке храбрых и честных людей, которые вели тяжелую борьбу за свою родину в продолжение двух лет». При новой политике Лондона генерал Хольман был бы действительно не на месте.

Расставался я и со своим верным другом И.П. Романовским. Освобождая его от должности начальника штаба, я писал в приказе: «Беспристрастная история оценит беззаветный труд этого храбрейшего воина, рыцаря долга и чести и беспредельно любящего Родину солдата и гражданина. История заклеймит презрением тех, кто по своекорыстным побуждениям ткал паутину гнусной клеветы вокруг честного и чистого имени его. Дай Бог Вам сил, дорогой Иван Павлович, чтобы при более здоровой обстановке продолжать тяжкий труд государственного строительства». На место генерала Романовского начальником штаба я назначил состоявшего в должности генерал-квартирмейстера генерала Махрова⁶². Хольман, предполагавший выехать в ближайший день в Константинополь, предложил Ивану Павловичу ехать с ним вместе. Рвались нити, связывавшие с прошлым, становилось пусто вокруг…