От пчелы до гориллы

Основное теперь для меня — забота о моих новых подданных. Вот они передо мной, в стеклянном улье, снуют взад и вперед по коридорчику, проходящему сквозь оконную раму. Как все здесь странно! Я долго изучал перелетную саранчу — насекомое стадное, но не общественное, наблюдал немного и тараканов, сверчков, кузнечиков. Ничего подобного я еще не видел. В плотной массе буроватых насекомых происходит медленное, непрерывное движение, подобное броуновскому движению, которое обнаруживают частицы раствора под микроскопом. Она горяча, эта живая масса: стоит приложить руку к стеклу у центра скопления пчел, где обычно находится матка, — и сразу убеждаешься, что температура здесь не ниже тридцати градусов. Если, встряхнув улей, рассеять пчел, они соберутся вновь, как притягиваемые магнитом железные опилки. Они стремятся держаться вместе, тесно прижавшись друг к дружке. А что, если мы заставим их жить изолированно, поодиночке? Что тогда? Вот первый путь для исследований. И что так сплачивает их? Второй путь. И затем ведь они вылетают и возвращаются совершенно бесконтрольно? А если, скажем, заставить их брать корм из чашечки? Ведь тогда я буду держать в руках все факторы эксперимента, а это и есть основное требование науки.

Над чем еще можно работать? Только пусть это будут не, танцы пчел, решил я, и не физиология чувств; слишком уж-далеко ушли вперед немцы в этих двух направлениях.

Смутно ощущаю: основное, что характеризует общественных насекомых, — это жизнь в обществе. «Ну и открытие; — скажете вы, — да ведь это же всем известная, избитая истина». Нет, нет и нет: подумайте только о путях и способах, какими можно изучать влияние группы на отдельную особь. Не так уж это просто.

В 1942 году Гесс опубликовал ряд любопытнейших отчетов о результатах своих наблюдений и об опытах, из которых следовало, что наличие матки в улье препятствует развитию яичников у рабочих пчел. Ведь рабочие пчелы — женского пола, но их яичники атрофированы, бездействуют. Только у матки есть яичники, достигшие полного развития (даже сверхразвития). Стоит убрать матку из улья, и яичники рабочих пчел увеличиваются, но если вернуть ее — наблюдается обратное. Очень необычно это проявление общественного взаимодействия, а ведь по этому вопросу опубликована пока только одна работа… Чем это не тема для исследования? Открывались еще другие пути: я был просто очарован разноцветной пыльцой в обножке, которую пчелы приносят в своих корзиночках и которая составляет для них единственный источник азота. В то время о сборе пыльцы было известно совсем немного — мы могли заняться его изучением. Наконец, не следовало забывать, что наша лаборатория является частью института прикладных исследований, нужно было взяться за разрешение насущных проблем пчеловодства, даже если бы пришлось ради этого спуститься на землю с головокружительных заоблачных высот чистой науки. Известно, что пчелы часто страдают от болезней, и самая тяжелая среди них — акарапидоз. Крошечный клещ Acarapis woodi проникает через дыхальца пчелы, размножается в больших трахеях переднегруди, и насекомое в конце концов погибает от удушья. Средства для борьбы с акарапидозом не найдены, с каждым днем он распространяется все шире. Работу над этой проблемой я поручил одному из своих учеников. Здесь-то в произошел необыкновенный случай, о котором я хочу рассказать, чтобы вы увидели, как извилисты, как полны неожиданностей бывают пути, ведущие к открытию.

Общественная борьба с болезнями в улье

Для начала Лави достал пчел, больных акарапидозом (это было, увы, даже слишком легко), и попытался с помощью различных газов убить засевших в трахеях клещей, не убив при этом зараженную ими пчелу. Опасная и к тому же не совсем удававшаяся на первых порах затея! Помню, как-то вечером я сидел за полным комплектом журнала Archiv fur Bienenkunde, который мы недавно приобрели. Эта энциклопедия науки о пчелах полна подлинных сокровищ. А вокруг меня в лаборатории уже начинала налаживаться работа, все суетились, радостно звучали молодые, звонкие голоса, — ведь если мне тогда было около сорока, то средний возраст моих сотрудников не достигал и тридцати лет. Как раз в это время ко мне спустился Лави из каморки, которую он кое-как оборудовал себе под лабораторию. «Думаю, — сказал он, — что на этот раз мы на верном пути; я применил легкое окуривание сернистым газом, и клещи погибли, а пчелы живы».

Радостно поднимались мы на второй этаж. Вооружаюсь микроскопом, проверяю: сомнений нет, клещи мертвы. Победа! Смотрим контрольных насекомых, которые были помещены в такую же камеру, в тех же условиях, но которых, конечно, не окуривали. Что это? Поразительно, но клещи погибли и здесь! Такого мы еще не видели: мертвые клещи в трахеях пчел. Это было загадкой… Конечно, опыт не удался — и по совершенно непонятной причине. Сколько таких неудач бывает у каждого из нас! Иду вниз, оставляя Лави вконец приунывшим.