От Пекина до Берлина. 1927–1945

Он пал, но честь его жива;
Герою высшая награда,
Под именем его слова:
Он был защитник Сталинграда.
В разгаре танковых атак
Был краснофлотец Паникаха,
Им до последнего патрона
Держалась крепко оборона.
Но не под стать морской братве
Врагу показывать затылки,
Уж нет гранат, осталось две
С горючей жидкостью бутылки.
Герой боец схватил одну:
«В последний танк ее метну!»,
Исполненный отваги пылкой,
Стоял он с поднятой бутылкой.
«Раз, два… не промахнусь небось!»
Вдруг пулей в этот миг насквозь
Бутылку с жидкостью пробило,
Героя пламя охватило.
Но ставши факелом живым,
Не пал он духом боевым,
С презреньем к боли острой, жгучей
На вражий танк боец герой
С бутылкой бросился второй.
Ура! Огонь! Клуб дыма черный,
Огнем охвачен люк моторный,
В горящем танке дикий вой,
Команда взвыла и водитель,
Пал, свершивши подвиг свой,
Наш краснофлотец боевой,
Но пал как гордый победитель!
Чтобы пламя сбить на рукаве,
Груди, плечах, на голове,
Горящий факел воин-мститель
Не стал кататься по траве,
Искать спасения в болотце.
Он сжег врага своим огнем,
Легенды сложены о нем,
Бессмертном нашем краснофлотце.

Подвиг Паникаха запечатлен в камне в памятнике-ансамбле на Мамаевом Кургане.

Замечательную стойкость проявил в уличных боях командир противотанкового орудия Болтенко. Его орудие занимало позицию среди развалин дома, от которого, как шутили солдаты, уцелел только адрес: «улица Ввозная, дом 76-а, Гришин». Болтенко так хорошо укрыл свою пушку среди кирпича, что ее не смог бы обнаружить даже самый зоркий наблюдатель.

Орудийный расчет состоял всего лишь из трех человек: командира и двух подносчиков снарядов. Остальные выбыли из строя. Болтенко ждал пополнения, но на всякий случай приготовился к тому, что если придется действовать и за командира, и за наводчика, и за заряжающего.

Из-за железнодорожной насыпи показался вражеский танк-разведчик. Болтенко поджег его первым же снарядом. Выскочившие из машины гитлеровцы были тут же уничтожены боевыми друзьями Болтенко меткими выстрелами из карабинов.

Спустя полчаса из-за насыпи показались восемь танков. Они шли прямо на орудие Болтенко, но стреляли в другую сторону. Фашистские экипажи и не подозревали, что из развалин дома за ними зорко наблюдают три пары глаз. Тремя снарядами Болтенко подбил головную машину. К ней подошел еще один танк. Несколько выстрелов – и этот танк застыл на месте. Но Болтенко увидел, что башня танка начала медленно поворачиваться в его сторону. Советский воин успел выстрелить. Снаряд пробил башню. Остальные шесть машин врага поспешили скрыться за насыпью. Но не прошло и десяти минут, как через железнодорожное полотно, неуклюже переваливаясь, вышли уже пятнадцать фашистских танков. За ними бежала пехота.

Один из подносчиков предложил откатить пушку в овраг.

– Не совладать нам, товарищ командир, с такой силой, – проговорил боец. Лучше отойти.

– Не было мне на это приказа! – сурово отрезал Болтенко.

Пятнадцать танков – это пятнадцать пушек и пятнадцать пулеметов. А у Болтенко только одна пушка и два карабина. Первая схватка с фашистскими танками тоже была неравной, но тогда на стороне советских артиллеристов было такое преимущество, как внезапность. Теперь они его не имели: враг обнаружил их огневую позицию.

Пули забарабанили по щиту. Но и это не сломило Болтенко. Со своей пушкой, укрытой в развалинах дома, он вступил в поединок с пятнадцатью танками и вышел из него победителем. Противотанковая пушка подожгла две машины врага и заставила остальные повернуть назад.

2

После 23 сентября основной удар противник наносил в центральной части города по обе стороны реки Царица. В первую очередь противник стремился развить наступление через центральный вокзал на центральную волжскую переправу. После упорных боев, длившихся с 14 сентября, вокзал, и пристань были заняты противником 26 сентября. Захватом центральной пристани противник рассек армию и центральную часть Сталинграда на две части. Главные силы армии оказались севернее реки Царица.