От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным

— Де Голль, наверное. И еще мне нравится Эрхард. Очень прагматичный человек. Это он выстроил новую Германию, послевоенную. Кстати говоря, у него вся эта концепция восстановления страны начиналась с определения новых моральных ценностей общества. Для Германии это было особенно важно после крушения нацистской идеологии.

— Почему вы до выборов отменили все поездки за границу?

— Формально потому, что президент и премьер не имеют права одновременно ездить за границу. А я одновременно и премьер, и и.о. президента.

— А неформально? Боялись, что заклюют за Чечню?

— Я сам их всех заклюю. Просто они не очень хотели с нами встречаться из-за Чечни, а если хотели, то не в том формате, который нас устраивал бы, не на том уровне. А чтобы было в том, как нам надо, они говорят: измените свою позицию по Кавказу. Это тем более нас не устраивало, потому что стоило дороже, чем мои поездки за границу.

— Но пока вы еще были «выездным» премьер-министром, успели встретиться с Клинтоном в Новой Зеландии.

— Да. Он мне понравился.

— Чем?

— А он обаятельный человек. Я имею в виду в разговоре.

— У вас, видимо, взаимная симпатия. Он тоже вас тут недавно поддержал в Интернете.

— Он и при той, первой встрече проявил внимание. Когда мы были в Новой Зеландии — не помню, за обедом или за ужином, уже ближе к концу, — он специально ко мне подошел. А мы сидели за разными столами. Поговорили о чем-то, а потом он сказал:

«Ну что, пойдем?» Все выстроились коридором — лидеры других государств, гости, — и мы с ним вдвоем демонстративно шли сквозь этот коридор. Мы выходили из зала под аплодисменты. Я расценил это как знак особого внимания. Может, поэтому он и произвел на меня впечатление. Шучу. Он действительно в разговоре выглядит как человек искренний, открытый и приятный, что очень важно.

— У него природное обаяние.

— Наверное. Если нет природного обаяния, то этому ведь трудно научиться. Я это хорошо знаю.

— С кем еще вам приходилось встречаться лично?

— С Колем, с Тэтчер, с Мейджором.

— Это когда вы еще в Петербурге работали?

— Да.

— С Колем вы разговаривали по-немецки?

— Он встречался с Собчаком, минут тридцать. Я переводил. Это были самые общие разговоры, ни о чем. За ланчем. И он тогда предложил: «Давайте сейчас не будем ничего всерьез обсуждать. Приезжайте в Бонн недели через две, и все обговорим».

Собчак принял это предложение и взял меня с собой. Это была деловая поездка. Вы знаете, что меня больше всего удивило? Я не ожидал, что один из крупных политических деятелей Европы так хорошо и глубоко знает Россию. Меня это просто поразило.

Сейчас, может быть, не смогу воспроизвести на память все, что он говорил, но помню собственные ощущения. Он поразительно глубоко знает и историю нашей страны, и современную жизнь. Он понимает суть происходящих событий. И мне было особенно приятно, когда он сказал, что не представляет, как бы Европа существовала без России. Он говорил, что немцы заинтересованы не только в российском рынке, но и в том, чтобы Россия стала достойным партнером.

— Но это могли быть просто обязательные слова вежливости.

— Нет, мне так не показалось. Это были не протокольные слова. У меня сложилось убеждение, что он действительно так думает.

— Такой сильный лидер и какой скандал после отставки! Странно.

— Ничего странного. Какой лидер, такой и скандал. На самом деле они ослабли, их добивают. В известной степени ошибки были допущены и руководством ХДС. От одного лидера, даже столь сильного, как Коль, за шестнадцать лет устанет любой народ, даже такой стабильный, как немцы. Они должны были это вовремя понять.

«Не я назначил»

— Вот вы пришли в Кремль, с которым постоянно в последнее время связаны какие-то скандалы: Бородин и «Мабетекс», деньги «семьи»… Вы молчите, и это объясняют тем, что «семья» вас привела, и вы теперь в благодарность все эти страсти потушите.

— У меня никогда не было никаких особых отношений с теми людьми, которые близко работали с президентом. А доверять такое ответственное дело, как «тушить»

что-то, малознакомому человеку очень рискованно.

— Не так уж, видимо, рискованно, если вы назначили Бородина на пост госсекретаря Белоруссии и России.

— Не я назначил. Я предложил. И его избрали.

— При том что за ним тянется хвост всяких скандальных обвинений? Вы не считаете, что с этим нужно было сначала разобраться, а потом уже предлагать Бородина на какой-то пост?

— Я считаю так, как это написано в законе. Есть золотое правило, основополагающий принцип любой демократической системы, и называется он «презумпция невиновности».

«Была встреча вчетвером»

— Но ведь и в случае со Скуратовым ничего не было доказано судом, что не помешало лишить его работы.

— Скуратов отстранен от работы в полном соответствии с законом, в котором написано, что на период расследования возбужденного против генерального прокурора дела он должен быть отстранен. Что и было сделано.

— Вы допускаете, что если расследование завершится ничем, он вернется?