От племени к империи. Возникновение русского государства и права

Церковная реформа для боголюбов стала не просто насущной задачей, но целью жизни. Однако имея эту общую, объединяющую в начале пути цель, боголюбы решительно разошлись в методах и принципах ее достижения. Сходясь в диагнозе, они не сходились в способах лечения. В этом кроется объяснение одной из самых драматичных страниц отечественной истории, получившей название «раскол» и превратившей в непримиримых врагов людей, некогда начинавших вместе и считавших себя единомышленниками¹²¹.

Поскольку у истоков церковных реформ стоял Вонифатьев, он и был в значительной степени ответствен за раскол. Именно он содействовал выдвижению на первые роли Никона. Стефан вполне разделял грекофильство Никона, но не разглядел его амбиции, усугубившие глубину раскола. В результате сотряслось все здание церкви, о процветании и благополучии которой так пекся Вонифатьев.

Авторитет византийской (греческой) церкви долгое время на Руси был непререкаем. Греческая апостольская церковь дала Древней Руси христианскую веру. Константинопольская патриархия была высшим судьей в вопросах веры. Однако вынужденное заигрывание константинопольских патриархов с католиками на излете существования Византии сильно подмочило их репутацию у русских православных. Русь, а не Византия сумела устоять в своем благочестии и не утратить православного царства. Православие греков казалось настолько сомнительным, что некоторых из них перестали по приезде в Москву пускать в православные храмы до сдачи ими, так сказать, экзамена на истинно православную веру.

Многие реформаторы церкви разделяли систему воззрений, согласно которым исправление всех неустройств и непорядков необходимо осуществлять по святорусским, а не греческим образцам и уставам.

Однако среди боголюбов имелось немало грекофилов. При этом они, как и их единомышленники-оппоненты, опирались на традицию. Но на иную – глубокого почитания восточного христианства, взгляда на греков как на учителей. Конечно, им были известны случаи сомнительного поведения греков, их шатания в вере, однако для них это были всего лишь досадные отступления. По убеждению грекофилов, восточная греческая церковь ни в чем не отступается от правил и уставов и по-прежнему «светится правою верою».

К ревнителям-грекофилам относились Стефан Вонифатьев, Федор Ртищев и сам Алексей Михайлович. Столичные ревнители видели себя во главе православного мира, которому предстояло сойтись в едином Московском православном царстве.

Совсем иную перспективу предлагали провинциальные ревнители, ратовавшие за сохранение чистоты путем изоляции от всего восточного православия. Признавая необходимость перемен и тем самым невозможность прежнего бытия, они искали идеал в прошлом и были решительными противниками сближения с Западом.

«Теократическая идеология „единого вселенского православного царя всех христиан“ толкала московских царей на пути сближения с греками и всеми другими православными. А доморощенная Москва, загородившая свое православие китайскими стенами, не пускала своих царей на вселенское поприще. Это значит, что столичные ревнители как раз помогали московским государям выбраться на вселенское поприще, провинциальные же огораживали их „китайскими стенами“»¹²².

Понятно, что имперское начало, все больше овладевавшее Московией, требовало сделать выбор в пользу, так сказать, греческого варианта.

Весь вопрос был в том, кто осмелится воплотить этот выбор в жизнь. Осмелился Никон, который стал патриархом в 1652 году. Поначалу он отказывался от сана, то ли набивая себе цену, то ли понимая, что непопулярен среди знати. Однако все-таки уступил после того, как сам царь и бояре упали на колени, умоляя его принять это предложение, и только после того, как возложил на всех торжественную клятву повиновения ему во всем, что касается догматов, канонов и обрядов православной церкви.