От племени к империи. Возникновение русского государства и права

На турецкую войну Екатерина так его и не пустила «и паки изволила советовать великому князю остаться здесь до тех пор, пока великая княгиня разрешиться от бремени». В ответ Павел сообщил, что намерен пренебречь этим советом. На это государыня «расположена была дать строгим образом чувствовать и словесно и письменно, что советы ея не иначе, как за повеления, требующие непременного исполнения, должны быть приемлемы»²⁹⁹. В общем, типичная разборка великовозрастного сына с мамашей: «Мама лучше знает, что для тебя лучше». Так и Павел в дальнейшем твердо знал, что для его подданных лучше. Авторитарный стиль управления – то немногое, что Екатерина передала сыну.

Мария Федоровна родила дочь 10 мая 1788 года. Екатерина отпустила Павла, правда, уже не на турецкую войну, а на шведскую. Под руководством Мусина-Пушкина шведы были разгромлены, но Павел Петрович долго дулся на то, что шведы были разгромлены не так, как он предлагал.

В мае 1792 года в Петербурге получили свежие французские газеты, в одной из которых было напечатано «Письмо англичанина, жившего долгое время в Петербурге, к другому англичанину, живущему сейчас в Париже». В нем говорилось: «Русский великий князь шествует по стезе своего несчастного отца, и, если сердце великой княгини не будет преисполнено добродетелями, Павлу суждена участь Петра Третьего… Я давно замечал многие признаки революции: они в сердце самого великого князя. Он не скрывает своей раздражительности, оскорблен своей униженностью; он в ссоре со своей матерью; он даже дерзает ей угрожать»³⁰⁰.

К тому времени Павел воспринимал Екатерину скорее как мачеху, которая погубила его отца, да и императрица относилась к Павлу, мягко говоря, прохладно, понимая, что его политические взгляды заметно отличаются от ее собственных. После того как Екатерина забрала себе на воспитание детей Павла – Александра и Константина, – пошли разговоры, что она хочет лишить сына наследства и завещать престол внуку Александру.

Широкомасштабная черная пиар-кампания, развязанная Екатериной и придворными против наследника престола с намеками на его безумие и невозможность управлять даже собой, только усиливала подозрения цесаревича.

31 октября 1792 года в Петербург прибыла принцесса Баден-Дурлахская Луиза Мария Августа 13 лет для сочетания с великим князем Александром Павловичем 15 лет. «Мой Александр женится, а потом будет коронован – церемониально, торжественно, празднично», – писала Екатерина³⁰¹.

Все эти события и слухи давали Павлу все основания опасаться за свою жизнь и усиливали в нем желание стать сиротой.

Павел был уверен, что его пытались отравить, но смогли вылечить. Однако полностью он так и не оправился. Якобы его неукротимые порывы гнева, которые могли быть возбуждаемы самыми ничтожными обстоятельствами, были последствием отравления. «Когда он приходил в себя и вспоминал, что творил в эти минуты… не было примера, чтобы он не отменял своего приказания и не старался всячески загладить последствия своего гнева»³⁰². Было это отравление на самом деле или нет, история умалчивает. Однако если даже это выдумка Павла, он в нее искренне верил, и она служила постоянным источником его острых защитных реакций.

29 июля 1796 года императрица Екатерина предлагает Марии Федоровне подписать акт об отстранении Павла от престола и назначении наследником Александра. Мария Федоровна в ужасе отказывается. Ничего не говорит Павлу, но умоляет сына: «Дитя мое, держись ради Бога… Будь мужествен и тверд. Бог не оставляет невинных и добродетельных»³⁰³.

По городу распространились соответствующие слухи. «Носившаяся до того молва, якобы не намерена была она оставить престол своему сыну, а в наследники по себе назначала своего внука, подавала повод многим опасаться, чтоб чего-нибудь тому подобного при кончине государыни не воспоследовало»³⁰⁴.

В ночь с 5 на 6 ноября 1796 года Екатерину II хватил удар. Павел приехал в Зимний посреди ночи в сопровождении сотни солдат Гатчинского полка‚ чтобы убедиться‚ что императрица действительно при смерти. Его вступление во дворец походило на штурм.

«Я вошел в залу и столько же поражен был удивлением, сколько удручен печалью… Знаменитейшие особы, первостепенные чиновники, управлявшие государственными делами, стояли как бы уже лишенные должностей своих и званий с поникнутою головою… Люди малых чинов, о которых день тому назад никто не помышлял, никто почти не знал их, – бегали, повелевали, учреждали»³⁰⁵.