От подъема до отбоя

Я быстро набросал планчик сюжетиков, которые собирался отразить в листке. Остальным взводам было гораздо легче. Можно было просто перечислить, что требовалось от курсантов и назвать, кто справился с обязанностями лучше, а кто хуже. А здесь предстояло отображать все. Вся жизнь воинской части проходила при нашем непосредственном участии. А отобразить все, что случилось в полку за сутки на листке бумаги формата А4, было невозможно.

Но выход был найден. Часа через два я написал текст. Это было нечто, которое при большом желании могло бы напомнить стихи Маяковского. Каждому событию, происшедшему с нами соответствовали одна или две строчки. В тексте размещались четыре или пять небольших рисунка. Рисунки были маленькие, но яркие, поэтому издали бросались в глаза. Начинался листок с некоей шуточной молитвы. Нечто в таком духе:

Святая Мать Противогазная!
Отец Святой наш АКМ!
Спаси нас от работы разной,
Не посылай ее совсем

и дальше перечислялись все невзгоды, которые мы пережили в день наряда. В заключении опять была просьба:

Ну и теперь, когда все уже кончилось

Дай нам, пожалуйста, чуть отдохнуть!

Листок получился ярким, броским, легко читался и хорошо запоминался. Лучше бы всего этого не было совсем!

Готовое детище мы тут же отдали сержанту – командиру отделения. Разбуженный сержант был не очень доволен, но отправился подписывать боевой листок. А дело обстояло так. За полгода или год до наших событий в соседней батарее курсанты выпустили боевой листок. Выпускали его выходцы из солнечной Армении. В соседнем взводе большинство курсантов было не то из Азербайджана, не то из Грузии, и в выпускаемом средстве массовой информации эта национальность изображалась как-то не так как надо. А поскольку солдаты и курсанты живут одной семьей и …, то…

В общем все сделали правильные выводы и впредь все СМИ, как то боевые листки, стенгазеты и другие, должны заверяться у офицера, командира подразделения. Теперь так и делалось. За небольшим исключением: если офицера не было, то его подпись рисовал наиболее способный сержант.

Утром боевые листки украшали казарму, а боевой листок третьего взвода украшал общий вид наглядной агитации. После завтрака курсанты убыли в парк с боевой техникой, а меня командир взвода посадил в Ленинской комнате вместо себя писать расписание занятий на неделю и конспекты этих занятий. Расписание собственно уже было составлено и записано еще лет пять-семь назад в толстой амбарной книге и мне предстояло переписать его оттуда на большой ватман. А конспекты требовалось составить, переписывая вкратце из журнала «Коммунист Вооруженных Сил». Я сидел в ленкомнате и спокойно писал все, что хотел комвзвода, когда послышался голос капитана Чекмарева.

– Так, а где боевые листки?

Капитан смолк, очевидно, знакомясь с содержанием выпущенных листков.

Внезапно раздался вопль, мало похожий на человеческую речь. Перепуганный дневальный у тумбочки рявкнул в ответ:

– Смирно!

Капитан не затихал:

– Что это такое? Я спрашиваю, что это такое?

– Боевой листок, товарищ капитан!

– Кто разрешил? Кто позволил? Что это такое?

Чувствовалось, что ответы он понимал очень плохо. Я всегда был очень сообразительным ребенком и сразу определял, куда дует ветер, поэтому я начал оперативно складывать свои бумаги, разбросанные по столу.

– Что за молитвы в моей батарее? Кто позволил? Кто здесь молится, а командир узнает о нем в последнюю очередь? Почему?

Буйство у капитана было самое натуральное. Будь моя воля, я сразу же вызвал бы машину из психушки.

– Почему солдаты разучивают молитвы, вместо того, чтобы изучать материальную часть?

Атеистические волнения Чекмарева продолжались минут пятнадцать – двадцать. К этому времени все командиры взводов, которые были в батарее, собрались в районе боевых листков. Капитан же тем временем перешел к воспитательно-обучающей методике.

– Кто это протестует здесь против разных работ? Кто против методики, утвержденной в министерстве обороны и штабе округа?

Явных противников не находилось, что только подливало масла в огонь.

– Почему курсанты моей батареи отказываются выполнять разные работы?

– Отвечаю. Потому что командиры пустили воспитательный процесс на самотек и курсанты предоставлены сами себе, а среди них ведется наглая и оголтелая антикоммунистическая пропаганда!

Услышав про министерство и антикоммунизм, я побледнел и снаружи и внутри, догадываясь, что дело мое не просто плохо, а совсем плохо, и с каждой секундой становится самым настоящим делом с номером, печатями, фамилиями и сроком наказания в местах не столь отдаленных.

Капитан, между тем, продолжал перечислять все огрехи и преступные деяния создателей данного образца СМИ. Голос его сел и он все чаще пускал петуха, что выходило достаточно смешно, но никто не смеялся.

Я выбрал самый отдаленный стол, нагруженный печатной продукцией, подшивками газет и журналов и застеленный кумачом. Под этим столом было темно, тепло и уютно. Только я устроился там поудобней, как в ленкомнату влетел комвзвода.