Потертый свекольно-сметанного цвета местный состав из Соуэто на встречном пути направляется в город. Мы набираем скорость, пролетая мимо неряшливых станций вроде Браамфонтейна и Мэйфэйра, на платформах которых теснятся толпы чернокожих в головных платках и свитерах, и мчимся мимо более приятных пригородов, таких как Юнифайд и Флорида. Мне еще не приводилось ехать на поезде в подобном комфорте, и наличие кондиционера, толстого остекления и ковров на стенах создает впечатление герметически закупоренной капсулы, позволяющей пассажиру обозревать внешний мир, будучи полностью отстраненным от него, — быть может, бессознательно имитируя систему апартеида, официально отмененную всего пять месяцев назад.
В семнадцати вагонах путешествуют девяносто два пассажира — сущая малость, если сравнить с 4000 душ в восемнадцати вагонах «Экспресса Нильской долины». Ездить на крышах здесь не разрешается. В
Газета
— А сейчас в окнах правой стороны поезда вы можете увидеть нескольких носорогов.
Мы безуспешно ищем за окном носорогов. Мне почему-то попадаются только телеграфные столбы.
— Леди и джентльмены, в окнах левой стороны вагона вы можете увидеть фламинго.
Принимаю душ перед обедом и повязываю свой многоцелевой галстук, чтобы добавить ту самую, пока недостающую нотку элегантности своему внешнему виду, и неспешно отправляюсь в бар. Окна в нем такого размера, что с учетом минимальной ширины разделяющих соседние окна рам создается странное впечатление свободного полета над землей.
Чудесный закат над городом Кимберли, который может похвастать крупнейшей в мире рукотворной дырой в поверхности земли. Некогда в этой дыре одновременно копались 30 000 отважных искателей алмазов. Когда в августе 1914 г. алмазоносную трубку закрыли, глубина ее составлял а три с половиной тысячи футов, а периметр достигал мили.
День 128: Из Йоханнесбурга до Кейптауна
5:30 утра. Просыпаюсь и вижу перед собой обжигающий чай в белом фарфоровом чайнике. Впервые после знакомства с водопадом Виктория я сумел уснуть, не пользуясь болеутоляющим, и впервые в Африке выспался в поезде. Даже сожалею о вчерашнем приступе энтузиазма, следуя которому я распорядился, чтобы меня разбудили на рассвете.
Мы едем через нагорье Каруу, получившее свое название от готтентотского слова, означающего «Земля жажды». Подкрепленный этой информацией, бреду в вагон-ресторан — мимо стюардов, уже полирующих дверные ручки.
Мы приближаемся к самому концу Африки. За системой стиснутых друг другом хребтов прячется Кейптаун, богатейший уголок самой богатой из провинций. Собственная земля Бога. Сижу и наблюдаю за тем, как солнце согревает горы, и позволяю себе ностальгическое воспоминание о том августовском рассвете, когда, оставив позади Средиземное море, мы впервые увидели огни Африки. Сейчас конец ноября, и разгар лета непонятным образом преобразился в начало весны. Не могу точно сказать, что ждет нас впереди, однако внезапный прилив оптимизма сообщает мне, что все уладится. Африка испытала и проверила нас всеми возможными способами, и мы выжили, пусть, быть может, в синяках и царапинах. Мои дети в таких случаях говорят: «У папы приступ блаженства». Пока мы выкатываем из одиннадцатимильного тоннеля в просторную долину, заполненную виноградниками, я ощущаю, что данный приступ вправе продлиться некоторое время.
Величественные пейзажи Африки вызывают прилив восторга. Башни туманно-голубых горных хребтов — Матроосберг, Шварцберген и Хеке — расступаются, чтобы явить финальный эпический облик Столовой горы и просторов Атлантики. Головокружительный спектакль природных красот вдохновляет наши утомленные путешествием души.
День 130: Кейптаун