От полуночи до часа кошмаров

— Не трогай меня. — Элен так быстро дышала, что это получилось у нее почти шепотом. В ее расширенных глазах была паника, видно было, как лопнули мелкие сосудики в белках, и я совершенно не сомневался, что она тут же вскочила бы и убежала от нас с Юдифью, если бы не была так слаба. Должно быть, она долго рыскала по пустым подвалам в истерике. — Уходи отсюда, — всхлипывая, выдавила она.

— Ты простудишься, — Юдифь попыталась воззвать к ее разуму. — Давай вернемся на кухню. Ты промокла до нитки, и…

— Я уже сказала тебе, не трогай меня! — в голосе Элен звучали слабость и страх, она снова разразилась слезами. Юдифь послушно отпустила ее руку. — Никакая сила не заставит меня туда пойти, понятно вам? — всхлипывая, причитала Элен. — Ни за что. Я останусь здесь, на этом месте, пока не кончится ночь и не приедет этот чертов кейтеринг, а если придется, то я буду сидеть здесь и все следующие четырнадцать дней. Я ни за что и никогда не войду больше туда.

Юдифь вопросительно взглянула на меня через плечо, но я только беспомощно пожал плечами. Должно быть, путешествие по темному лабиринту вызвало у нашего доктора приступ такой сильнейшей клаустрофобии, что никакие уговоры не помогут, она просто не в состоянии будет войти ни в какое замкнутое помещение. Так как я не применил силу (что я просто не в состоянии был сделать, даже если бы хотел, так как меня значительно ослабили события последних часов и мне было даже тяжело просто стоять в вертикальном положении, пока Юдифь занималась Элен), я никак не мог воспрепятствовать тому, чтобы она осталась сидеть здесь под дождем. Ну что ж, в крайнем случае, она заработает себе воспаление легких, но, в конце концов, она сама врач.

— Ну как хочешь, — покорно сказала Юдифь, встала и нагнулась за прожектором, который все еще мужественно противостоял сырости. Я боялся, что это не может продлиться долго. Конечно, этот маленький переносной прожектор был влагонепроницаемым. Но это еще не значит, что у него были жабры или государственная лицензия на погружение под воду, а без того или другого было понятно, что фонарь, если мы его оставим под дождем, не протянет дольше нескольких минут.

Но Злен испуганно схватила фонарь, прижала его к себе, прежде чем Юдифь успела до него дотронуться, а в левой ее руке вдруг блеснул овощной нож, который она прихватила из кухни, когда мы пошли в учительское общежитие обыскивать кабинет Зэнгера.

— Фонарь останется здесь, — зашипела Элен и отползла на заднице подальше от Юдифи.

Я подошел к ней и протянул руку к фонарю, но Элен начала размахивать в воздухе маленьким ножом, угрожая мне. Юдифь взяла меня за руку и отвела меня от Элен на несколько шагов в сторону главного корпуса.

— Оставь ее, — попросила она. — Все-таки у нас еще есть моя зажигалка.

Сначала я хотел возразить — я совершенно не видел смысла в том, чтобы единственный источник электрического света, которым мы сможем воспользоваться сегодня ночью, исчез только из-за временного помешательства Элен, но потом уступил настойчивости Юдифи. Может быть, так действительно было лучше. Отобрать фонарь у Элен означало бы риск получения физических повреждений, в этом я не сомневался. Когда она угрожала нам ножом в первый раз, я был уверен, что она потеряла рассудок. А если уж она его потеряла и решила удержать у себя фонарь и нож, то нечего было сомневаться, что она будет защищать свой фонарь зубами, когтями и своей картофелечисткой. Я был ослаблен, а Элен была безумна. Не думаю, что в таких обстоятельствах у меня были против нее шансы.

Все же я еще раз остановился, осторожно взял Юдифь за плечо и повернул к себе, пока мы еще не вернулись в главный корпус. В свете фонаря, который Элен, как только мы отошли на несколько шагов, направила на нас (наверное, для того, чтобы убедиться, что мы действительно уходим, а не огибаем широкую дугу, чтобы подойти к ней в темноте с другой стороны) я впервые после несчастного случая в подвале внимательно всмотрелся ей в лицо.

Юдифь выглядела не просто плохо, но по-настоящему устрашающе: резаная рана на ее предплечье была шире и кровоточила сильнее, чем я предполагал, — так сильно, что не только ее рукав полностью намок от крови, но и на моей одежде в разных местах были пятна ее крови. Ее футболка была насквозь мокрой и чуть ли не вся была разорвана в клочья, а на ее лице кроме царапин, оставленных летучими мышами, появилось несколько отвратительных ссадин. Ее волосы были полностью растрепаны и свалялись, а их цвет из-за пыли, смоченной дождевой водой и превратившейся в кашицу, угадывался с трудом.