От «Понедельника…» до «Обитаемого острова»

— Вторая Пригородная, семьдесят восемь, — сказал Лэн. Он положил ляпник на стол и, присев перед полками, стал рассматривать детективы. Я достал из стола чистый лист бумаги и составил телеграмму Марии: «Прибыл благополучно Вторая Пригородная семьдесят восемь целую Иван». Затем я позвонил в бюро обслуживания, передал телеграмму и снова позвонил Римайеру. И снова Римайер не отозвался.

— Можно, я это возьму? — спросил Лэн.

— Что именно?

— Вот эту книжку.

Я взял книжку и перелистал ее. Это был роман Николя Намота «Дело о пауках». Судя по всему, речь в нем шла о контрабандной торговле наркотиками.

— Возьми, конечно, — сказал я. — Только все это вранье.

— Зато интересно.

— Ну раз интересно, тогда читай.

<…>.

Проходя через холл, я убедился, что ляпа действительно высохла, стала серой и осыпалась легкими пушистыми хлопьями.

В опубликованном варианте Лэн читал книгу доктора Нэфа «Введение в учение о некротических явлениях». В черновике это была книга доктора Френса «Введение в учение об оборотнях и вурдалаках».

Вечером на вопрос Лэна, можно ли, чтобы у него ночевал Рюг, Жилин отвечает в опубликованном варианте: «Ну да, конечно, хоть два Рюга…» В первоначальном варианте этот ответ отсутствует, вместо него только вопрос о драке подушками, но там мальчишки ночуют не вдвоем: «Я запер дверь в холл и перешел в кабинет, а когда я дочитал Минца, то услыхал, что в гостиной зашептались, потом стукнула дверь в холл, и начали шептаться уже в три голоса. Заснули мальчишки только в двенадцатом часу».

В окончательном варианте нет описания того, как Жилин принимает душ: залез под душ и в следующем же предложении — оделся, причесался и стал бриться. Черновой вариант красиво передает ощущения Жилина: «Душ всегда был моей слабостью, и я провел под холодными тугими струйками минут пятнадцать. Обсушившись под потоком горячего воздуха, я достал из вывода утилизатора свежее белье и комнатные туфли. Приятно было чувствовать себя стерильно чистым, совершенно здоровым и готовым к любому бою и к любому развлечению».

Читая черновик телеграммы, найденной в столе, Жилин сразу делает вывод: «Грин утонул во время рыбной ловли». В первоначальном варианте он более медлителен: «В этой телеграмме было что-то странное. Сначала я решил, что странность заключается в архаическом слове „рыбари“, а потом понял: обычно, когда сообщают о смерти, говорят в первую очередь, отчего или как умер человек, а не у кого он умер. Забавно, подумал я, сунул бумажку обратно в ящик стола и полез на полку за энциклопедическим словарем. Рыбарь. В словаре было сказано только, что „рыбарь“ — архаическое слово, соответствующее современному „рыбак“. Возможно, Грин утонул во время рыбной ловли?..»