От протопопа Аввакума до Федора Абрамова: жития «грешных святых» в русской литературе

Повесть «Легенда» – одна из первых встреч русских писателей Нового времени с миром православной агиографии[109]. Хотя текст ее обнаруживает несомненное внимание автора к первоисточнику, цитатами из которого завершаются шестая и седьмая главы, используемый писателем материал был слишком экзотичен для него. Гораздо увереннее чувствует себя А. И. Герцен в мире западноевропейской культуры. Тени двух ее гениальных представителей – И. В. Гете и Данте – проходят по страницам повести. Отсылкой к авторитету Гете оправдывает русский писатель свое внимание к старинному Житию. Одним из эпиграфов первой главы «Легенды» служит цитата из «Чистилища». Вдохновенная речь игумена в четвертой главе также сопровождается анахроничной авторской отсылкой к мысли великого флорентийца. Наконец, именно из первой песни «Божественной комедии» примчался на страницы повести «барс, lonza lеggiera», зверь весьма экзотичный для египетской пустыни, но отнюдь не случайный для тайного смысла переживаний видящего его «Феодора»[110]. Местами романтический текст Герцена напоминает собой искусный перевод некоего несуществующего западного оригинала. Сам молодой писатель отнесся к своему литературному опыту весьма критично, оставив попытки переработать повесть и не пытаясь ее опубликовать (ему, впрочем, польстило, что друзья пустили рукопись «Легенды» по Москве). Напечатана повесть была лишь в 1881 г., уже после смерти ее создателя.

Житие Марии Египетской (1 апреля), положенное в основу незавершенной поэмы И. С. Аксакова, по праву вошло в золотой фонд христианской литературы[111]. Неизвестный византийский агиограф VII в., ошибочно отождествляемый в православной традиции с иерусалимским патриархом Софронием I[112], создал произведение, оставившее глубокий след в христианской культуре и одновременно неповторимое.

В обширном сонме христианских святых немалое место занимают раскаявшиеся грешницы (почти всегда бывшие блудницы или прелюбодейки). Образцами таких рассказов служили евангельские фрагменты, посвященные благотворным встречам Иисуса с грешными женщинами. Одну из них, многомужнюю самарянку, православная традиция отождествляет с мученицей Фотиной, погибшей вместе с сыновьями и сестрами при императоре Нероне (20 марта). Распутное прошлое и последующее покаяние приписывается нередко одной из самых верных сподвижниц Христа, Марии Магдалине, хотя в православии, где Мария именуется «равноапостольной», ее тождество с евангельскими грешницами отрицается.

Типовое житие раскаявшейся блудницы выглядит следующим образом. Его героиня, с увлеченностью и страстью предающаяся разврату, внезапно переживает душевный переворот под влиянием случайно услышанной проповеди[113]. Она избавляется от неправедно нажитого богатства и уходит в монастырь. Как правило, ее земная жизнь завершается мирным успением в чине преподобной. Исключение – Житие священномученицы Евдокии (1 марта), где вполне законченный рассказ об обращении прекрасной самарянки, бывшей «супруги всего мира», и совершенном ею чуде воскрешения распутного юноши[114], неуклюже соединен с растянутым и однообразным описанием ее мученичества). По этой же схеме организованы и вставные рассказы об обращении грешниц в житиях многих христианских подвижников: Ефрема Сирина, Иоанна Колова, Василия Великого и др.